Вардаэсия

Нони Линетт

Опять же, выбор был сделан за нее, поскольку Джордан заговорил прежде, чем кто-либо смог уйти, включая Алекс.

— Понравился день игры в туриста?

Алекс побледнела от его тона, который показывал, что он совсем не остыл.

— Не особенно, — каким-то образом ей удалось сказать без хрипоты в голосе. Она не знала, как он понял, что ее нет в своей комнате, но его предположение, что она весь день слонялась вокруг, «изображая туристку», задело ее.

Стряхнув с себя обиду, Алекс спросила:

— Ты готов поговорить со мной сейчас?

— Я был готов несколько часов назад.

Это ты сбежала.

Это было почти так, как будто он хотел еще одну причину злиться на нее. Но Алекс отказалась попасться на его удочку.

— Тогда давай поговорим, — сказала она, указав на диваны, желая разрядить напряжение в воздухе. — Почему бы нам не присесть?

Джордан ничего не ответил, кроме как скрестил руки на груди. Д.К. и Биар обменялись беспокойными взглядами, прежде чем Д.К. тихо сказала:

— Я думала, у нас хорошие отношения.

Не имело значения, насколько неуверенными были ее слова, каким обеспокоенным было выражение ее лица, потому что то, что сказала Д.К., все еще причиняло боль. Это была линия на песке, они против Алекс. И хотя она понимала, почему это происходит, легче от этого не становилось. Все, что Алекс могла сделать, это напомнить себе, что, хотя с их точки зрения все выглядело плохо, она не была виновата, и скоро ребята это поймут. Они были ее лучшими друзьями… ее семьей. Независимо от того, как они относились к ней, Алекс все еще любила их. Поэтому, как бы тяжело это ни было, она оставила свои мысли при себе и села, сохраняя свое тело свободным и расслабленным, несмотря на то, что чувствовала что угодно, только не спокойствие.

— Как вам будет угодно, — ответила она, ненавидя себя за то, что теперь чувствовала себя почти жертвой, когда они нависали над ней. Переместившись в более удобное положение… на самом деле это было невозможно, когда она как будто сидела на стекле, Алекс сказала: — Думаю, я начну с самого начала?

— И ты скажешь правду? — осторожно спросил Биар.

Алекс потребовалось все самообладание, чтобы не отреагировать на подразумеваемый намек.

— Конечно.

Тон Джордана был не похож ни на что, что она когда-либо слышала от него, когда он произнес:

— Это будет в новинку. Но, эй, лучше поздно, чем никогда.

— Прекрати.

Это слово вырвалось откуда-то из глубины ее души, автоматический ответ, который она не смогла бы подавить, даже если бы попыталась.

Низким голосом, в котором слышалось предостережение, Алекс продолжила:

— Я понимаю, что ты сейчас расстроен, Джордан, но, пожалуйста, не говори со мной так…

— Расстроен? — прервал он, его взгляд вспыхнул. — С чего бы, черт возьми, мне расстраиваться, Алекс?

— Я…

— Возможно, ты и смогла бы манипулировать моим разумом, но ты не можешь контролировать то, что выходит из моего рта. По крайней мере, больше нет… но кто знает, что еще ты приказала мне сделать в качестве твоей марионетки. — Его глаза были подобны лезвиям льда, когда он закончил: — Похоже, что ты вряд ли могла Заявить права на меня лучше, чем Эйвен.

Алекс вздрогнула так сильно, что все ее тело дернулось, желчь подступила к горлу.

— Осторожнее, Джордан, — предупредил Кайден, он и Деклан вышли из-за стола, чтобы присоединиться

к ним.

— Она не нуждается в том, чтобы ты защищал ее, — огрызнулся Джордан в ответ. — Она предназначена для спасения мира, помнишь? — Его едкая интонация заставила Алекс вздрогнуть еще раз, хотя и не так сильно. — Если она не может смириться с тем, что ее действия имеют последствия, тогда мы могли бы пойти домой прямо сейчас, так как мы ни за что не пройдем через следующие четыре Врата, когда она манипулирует нами на каждом шагу.

— Достаточно, — сказал Кайден, одна рука опустилась и твердо легла на плечо Джордана, в то время как другая указала в направлении его комнаты. — Тебе нужно пойти и успокоиться, прежде чем ты скажешь что-нибудь еще, что не сможешь забрать обратно.

Но для этого было уже слишком поздно. Ущерб нанесен в тот момент, когда Джордан сказал, что он ее марионетка… когда он сказал, что она относилась к нему не лучше, чем Эйвен.

— Мне не нужно успокаиваться, — яростно заявил Джордан, стряхивая хватку Кайдена. — Что мне нужно, так это чтобы она, — он ткнул пальцем в Алекса, — наконец, перестала нам лгать.

С этим она покончила.

Быстро моргая от обжигающих ненавистных слов Джордана, Алекс медленно встала с дивана, пока не оказалась на одном уровне с остальными. Она вгляделась в их лица — озабоченность Кайдена и Деклана, отчаяние Биара и Дикс, ледяной гнев Джордана — и, наконец, нашла слова, которые покинули ее во время худшей словесной атаки, которую она когда-либо испытывала.

— Я никогда не лгала вам.

Черты лица Джордан потемнели от недоверия, но она прервала его, когда он открыл рот, чтобы возразить тем, что, несомненно, было еще одним резким ответом.

— Возможно, у меня были секреты, но я никогда, никогда не лгала вам.

Недоверчивый, Джордан наклонился вперед, пока не оказался прямо перед ее лицом, и проревел:

— Ты украла мои воспоминания, Алекс! Ты не имела права!

— Я имела на это полное право! — Алекс закричала в ответ, теряя весь свой оставшийся контроль. — Ты понятия не имеешь, что было поставлено на карту! Понятия не имеешь, что произошло бы, если бы Эйвен узнал об обмане… понятия не имеешь, на какой риск пошел Нийкс, чтобы продолжать вести себя как верный лучший друг Эйвена, и на какие жертвы ему пришлось пойти. — Ее голос был хриплым, когда она продолжила: — Я сделала то, что должна была сделать, чтобы защитить того, кого я любила, чтобы он мог помочь защитить всех, кого я люблю, включая тебя, и я не буду извиняться за это.

Она проглотила слезы в последовавшей ошеломленной тишине, а затем прошептала:

— Я не могу поверить, что ты сравниваешь меня с ним. Все, что он делает, это причиняет боль людям; все, что я делаю, это помогаю им. — Ее голос дрогнул, когда она закончила: — Ты из всех людей должен знать это.

Даже гримаса раскаяния, промелькнувшая на лице Джордана, не смогла остановить Алекс от того, чтобы отвернуться и направиться в безопасность своей комнаты. Боль внутри нее была невыносимой; она не могла справиться с ними, видя, как она расстроена. Но более того, она не могла вынести, услышав что-либо еще, не тогда, когда была так близка к срыву.