Варенье из падалицы
Шрифт:
Он умер в одиночестве и до прихода соседей лежал в своей комнате, где телевизор продолжал передавать хоккей.
Административная сказка
Пойдешь туда, не знаю куда. Зайдешь на почту. Получишь посылку. В ней бандероль. В бандероли письмо. В письме телеграмма. В ней – Кощеева смерть…
С ним была маленькая черноволосая женщина, похожая на собачонку.
Окно такое грязное, что погоды не видно.
Милицейский воронок в голубых и розовых лентах: у начальниковой дочери свадьба.
В
Она так следила за своим лицом, и массировала его, и умащала кремом, как хороший хозяин заботится о парадных башмаках.
Потянулись дни, измятые, как рублевки.
Полгода Господь мучил его сомнениями, выправляя душу.
Ливень перестал барабанить по лужам, и вода потекла по мостовой гладким потоком.
Инженер на пенсии мечтал выправить Пизанскую башню с помощью домкратов, стать почетным гражданином этого итальянского города и прибавить к своей фамилии «Пизанский».
Учиться одиночеству.
В колодец двора уже начинал стекать зеленоватый рассвет, и только одна тополевая ветвь, на которую давила невидимая, залетевшая невесть откуда воздушная струя, все качалась, как живая, среди полной неподвижности.
Броуновское движение бабочки.
Зеленый запах скошенной травы.
Некий восточный владыка, имя коего не дошло до нас, спросил в отведенный для отдыха час у своих мудрецов: «Какая игра всех древнее на свете?»
– Шахматы, о повелитель! – отвечал один. – Ибо…
– Древней всего нарды! – перебил другой, знавший пристрастие владыки к этой хитроумной забаве. – Нарды, о повелитель.
И прежде чем в спор вступил третий из мудрых, любимая жена правителя, сидевшая подле, шепнула ему, обняв за шею и колыша своим дыханием паранджу: «Самая древняя игра та, в какую играет мужчина с женщиной на раскинутом ложе. Ты слишком много времени уделяешь государственным делам, мой милый, а то б догадался сам…»
И владыка отослал мудрецов, решив посвятить этот час игре, которая древнее шахмат.
Под ногами на мокром асфальте валялись громадные кривые темно-красные стручки, похожие на кинжалы.
С каким-то керосином в душе.
Второй день на городе лежал такой тяжелый туман, что полосы дымков за курильщиками загибались книзу.
«Мама! У меня ветер зонтик отнимает!»
… и только на берегу бескрайнего проспекта припозднившиеся горожане пытались пленить одичавшие на свободе такси.
«Ты человек или милиционер?»
Уже какая-то непрочность чуялась в его фигуре.
Бывают мысли вроде поганых бродячих псов, забредающие на ум, как те на помойки.
1977
Тост за жену: «Дай Бог, не последняя!»
Громадный рабочий с плаката тянул к прохожим широкую натруженную ладонь с таким обилием мозолистых складок, что она казалась в перчатке.
Впереди старухи бежала собака с палочкой в зубах.
Висячий зад Семирамиды.
«Ну, ты, старый огурец!» (окрик в очереди).
Шимпанзе задумчиво висел на ветке в своей вольере, уставившись неподвижным взглядом в кафельный пол.
«Даже самую большую рыбу можно съесть только один раз».
Дальше оба берега сделались низкими, точно присели к воде.
Сад, желтый до головокружения.
В сущности, она была ребенок. Только с пухлым задом, большими грудями, неутомимыми бедрами и с паспортом.
Всякий раз перед этим она шептала партнеру в ухо: «Я такая трусиха…»
1978
Воспользовавшись слабостью его духа и крепостью вина…
Один стоял сбоку, пощипывая контрабас («Портрет джаза»).
Литератор был из породы умельцев, к письменному столу у него тисочки привернуты.
Юлия Цезаревна Гай.
Где в рукомойники нацелились рядком никелированные клювы.
Чтобы исправить настроение, ей требовалось сходить в парикмахерскую или переставить в доме мебель.
Путаные узкие улочки расползались во все стороны, как мысли ревнивца.
Черные махачкалинские старухи.
Та экзотическая глубинка, где уже на третий день тебя обуревает ностальгия по предрассудкам – вроде чистых наволочек и ватерклозета.
Тов. Клизман.
«Не откладывай на завтра то, что можно выпить сегодня».
Вокруг лампы вился крошечный мотылек, серый и рассыпающийся, точно не до конца вылепившийся из окружающих сумерек.
Гостиницу заполонили съехавшиеся на турнир боксеры в ярких пиджаках, натянутых на непомерные плечи, как на валуны.
1979
Тяжеловлюбленный человек.
Любовь эта занимала в нем примерно то же место, что Сибирь на карте страны: куда ни ехать, все через нее.
«Перед сильным смириться – это еще не смирение. Ты перед слабым смирись».
Который год она все примеряла любовь, не находя по фигуре и впору.
1980
К тридцати годам он приобрел легкое отвращение к жизни.
В тбилисских магазинах можно было купить глобус Грузии.
Во дворе, звонко матерясь, играли дети.
«Дареному слону в хобот не смотрят» (индийская поговорка).
Она любила устраивать мелкое постельное хулиганство.
1981
Это не жизнь, а просто обмен веществ!
Страна стрелочников.