Варенье из падалицы
Шрифт:
Собачонка какой-то мелкой кошачьей породы.
Чешуйчатый шпиль архитектурного излишества уходил в небо, где парило волнистое, как намытый у берега песок, прозрачное облачко.
Время от времени в многоэтажное ущелье, по которому текла городская река, заплывали окающие волжские теплоходы.
Они вторгались в город, как в улицу, еще храня в иллюминаторах отражение приокских полей.
Уже зажгли небесные бакены.
Магазин
– Старое название нанайцев – «гольды». Так что, по-вашему, Гольдберг – нанайская фамилия?
Уже с четырех часов дня он вился вокруг своего преуспевающего приятеля, который был в состоянии купить целых две бутылки водки, а выпить – только одну.
Город Шестипалатинск.
Красный канцелярский карандаш марки «Отказать».
Впервые эта мысль посетила его еще в студенческие годы, за кружкой пива, и затерялась в пене.
Вторично – лет через десять, в троллейбусе. Но он так устал после службы, что поленился ее додумать.
В последний раз догадка осенила, когда ему было уже хорошо за пятьдесят. Несколько дней подряд она наведывалась. Но так и осталась неузнанной и забылась навсегда…
По невидимой в темноте реке прошли между домами красные и белые огни, обозначавшие баржу.
… тащил свою любовь, как несут на плече длинную прогибающуюся доску.
Вьюго-запад.
Ребенок что-то прошелестел во сне губами.
Его родословное дерево сожгли еще в революцию, в буржуйках.
Маленький тщедушный человечек был помещен в большое кожаное пальто.
Писатель Иван Посредственный.
… И свернул рукопись, как продавщица свертывает кулек.
– Да у него во рту кубик Рубика!
На концерте индийской музыки не различил момента, когда музыканты уже кончили настраивать инструменты и принялись играть.
Синьор Дурраччино.
1985
Потное балетное ремесло.
В его внешности было что-то от миллионера, только неважно одетого.
В те далекие годы, когда лифтерши вязали в парадных бесконечные чулки.
…Иногда ветер дует из-за реки, со стороны вокзала. Он приносит тягучий запах древесного угля от спящих на путях составов. И тогда кажется, что прямо там, за похожим на помесь мечети с аэропортом вокзальным зданием, сразу открывается свободное пространство – страна, перерезанная веером уходящих через поля,
На самом деле там еще долго тянутся пакгаузы, какие-то ангары, заваленные бочками и ящиками сортировочные станции, закопченные городские окраины, полосы отчуждения и прочая железнодорожная чепуха.
Но поля и леса действительно существуют дальше, и они снятся в такие дни.
В окружении подруг, перемежавших телефонное вранье с любовью.
Представляясь, он произнес нечленораздельно нечто похожее на «Екатерин Палыч».
Исподнее жизни.
Чужой желудок – потемки.
Весна проявилась исподволь, как неизлечимая болезнь. Снег невидимо подтаял изнутри, наполнив воздух всепроникающей сыростью. И уже вскоре первые велосипеды проехали по освобожденному от почерневшего льда асфальту.
На стене висел энергичный набросок жилистой натурщицы.
Девки будут обнимочно и на вывоз.
Земля просохла, но принялась невидимо набухать всеми кочками и деревьями, как набухают и проклевываются бобы, завернутые перед посадкой в мокрую тряпицу.
Голубая, ветреная весна.
По очередной прихоти моды, мужчины почти поголовно приобрели вид лыжников, только что вернувшихся с прогулки.
В учрежденческом туалете пятеро сантехников со стонами корчевали унитаз.
Профессия – мародер.
Профессор Бандер-Логин, индолог.
Мраморные греческие боги и герои расположились в анфиладе голышом, как в райвоенкомате на медкомиссии.
Тт. Сциллов и Харибдова, сотрудники ОВИР.
Мудрый дворовый закон: замахнулся – бей!
«В семь часов вечера после Указа», роман-памфлет.
Жук натрещит, и птица насвистит.
Над остывающим вечерним полем пролегли длинные тонкие облака, похожие на белые борозды, взрытые невидимым плугом.
В той стороне, где уже сгустился сливовый закат, они понемногу темнели и обращались в чернозем.
На деревьях тяжело ворочалась листва.
Та стадия превращения юной женщины в матерую бабу, когда легкие черты первой еще просвечивают под застывающей ленивой тяжестью ее нового облика.
– И как это муравьи умудряются жить в асфальте?
Нынешний ленинградский чиновник – совершенно особенный, в неприкосновенности сохранившийся гоголевский персонаж. Только подстриженный покороче и в синей пиджачной паре.
Техник-смотритель человеческих душ.
«Хиппи, штопающий джинсы. Холст, масло, джинсы» (из каталога выставки).
Любой провинциальный город, если идти от центральной площади со статуей вождя, удивительно быстро мельчает и сходит на нет – до изб с сараюшками.