Варфоломеевские ночи
Шрифт:
Западные государства тоже воевали между собой, их граждане гибли в боях, мерзли в окопах, на их территориях маршировали чужеземные солдаты, в том числе и русские. Но они не подвергались истреблению по воле собственных вождей, их не томили в концлагерях, им не стреляли в затылок и потому они вскоре стали возрождаться, восстанавливать экономику и сельское хозяйство.
И только Россия на многие десятилетия попала за колючую проволоку, только в России установилось духовное рабство, а крепостное право - в сельской местности, от которого невозможно избавиться в одночасье.
Ленин усилено трудился,
"Что касается латышских стрелков, то именно они развратили армию и теперь ведут ее за собой", - докладывал осенью 1917 года начштаба Северного фронта генерал Лукирский другому генералу - Духонину.
В дни Октябрьского переворота латышские полки не допустили отправки верных правительству войск с Северного фронта в Петроград. Латышские полки первыми и почти поголовно перешли на сторону большевиков.
Несколько дней спустя после переворота, один из латышских полков, бойцы которого отличались "образцовой жестокостью и дисциплиной, да пролетарской сознательностью", был вызван в Петроград для усиления революционного гарнизона. Несколько позже их использовали для разгона Учредительного собрания в начале января 1918 года, положившего начало большевистской диктатуре в стране.
Еще 250 человек "самых-самых верных, с собачьей преданностью" были выделены в особый сводный отряд под командой бывшего подпоручика Яна Петерсона, которому поручалась охрана "колыбели революции" - Смольного дворца. Именно эти стрелки охраняли литерный поезд, перевозивший Ленина и членов правительства советской России в новую столицу - в Москву. А там отряд Петерсона, который позднее преобразовали в отдельный полк, взял под охрану Кремль, где жили и работали руководители страны.
Латышские стрелки под руководством Яна Петерса как бы соревновались в своей жестокости с любимыми Ленным евреями. Евреи под патронажем Ленина и под опекой известного своей жестокостью Бронштейна, творили невероятное на территории России. Бронштейн планировал полностью уничтожить русских и заселить пустующую землю евреями, а латыши мстили русским за былые унижения.
Я. Петерс - заместитель председателя ЧК провозглашал:
– Я заявляю, что всякая попытка русской буржуазии еще раз поднять голову встретит такой отпор и такую расправу, перед которой побледнеет все, что понимается под красным террором... "...Произведена противозаразная прививка - то есть Красный террор... Прививка эта сделана всей России..."
Это о массовых расстрелах уже в Москве, после убийства Урицкого. Чрезвычайка, возглавляемая Петерсом, стала подражать головорезу Дзержинскому. Очень часто сам Петерс присутствовал при казнях, давал указание, как отрубать голову или всаживать пулю в затылок. С ним всегда был его сын, мальчик 8-9 лет, и постоянно
– Да не снаряд, а пулю. Ну, всади в рот этой бабе, что умывается слезами. Она буржуйка. Только ни капли жалости. Русские нас не жалели.
Не отставал от своего коллеги-земляка и другой видный чекист - руководитель Всеукраинской ЧК (к слову сказать, "органы" в Киеве чуть ли не наполовину состояли из латышей) - Лацис. Данный товарищ в своем "классовом подходе" переплюнул едва ли не всех других "рыцарей революции": "Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов или доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить: какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого...
Свой кровавый след латышские стрелки оставили и на Тамбовщине.
А в Шацком уезде красные каратели расстреляли толпу верующих. Местные жители устроили было крестный ход, пытаясь защититься от разгулявшейся эпидемии испанки с помощью чтимой иконы Богоматери, однако чекисты, усмотрев в этой акции "контру", арестовали и священника, и икону. Когда же крестьяне - женщины, дети, старики - двинулись спасать свою святыню, их хладнокровно косили из пулеметов. Ленин без конца восторгался латышскими стрелками и награждал их орденами, премиями, дополнительными отпусками и уверял их, в том, что их Лифляндия вечно будет свободной от русской буржуазии и всяких там капиталистов-империалистов.
В данное время Ленин пока был озабочен надежной охраной и налаживанием дисциплины и пока возлагал надежды на стрелков, которые оправдались.
– Лейба, где этот Вацетис, подать сюда Вацетиса!
Вацетис вскочил, услышав свою фамилию в приоткрытую дверь, и тут же влетел как настоящий чекист. Это шокировало вождя, он собирался, было поднять обе руки вверх, но Вацетис уже сидел на стуле и собирался вскочить: руки по швам.
– Я весь во внимании, Владимир Ильич.
– Где начальник охраны? где, где? Это архи важно, товарищ Вацетис. Или вы хотите оставить меня наедине с врагами? Вас подкупили, вас заслали? Дзержинский, где твоя бдительность?
– Начальник охраны, Эдуард Петрович за дверью, ждет вашего вызова, Владимир Ильич, - ответил Вацетис дрожащим от испуга голосом.
– Пусть входит, каналья, а вы свободны. Вы слышите меня, товарищ Вацетис? вы свободны. А это значит, пока не позову. А свободны, значит освободите кабинет. Это вам не колючая проволока, хотя она скоро тоже появится.
В кабинет к Ильичу вошел мужчина высокого роста с большими серыми глазами, крупной головой и довольно плотной фигурой и рыжей бородкой. В его глазах горела ненависть к мировым буржуям и к русским, вообще.
– Латышский стрелок, преданный делу мировой революции и лично Ленину, прибыл для несения службы на благо... в интересах... короче я большевик, я стрелок... безжалостный к буржуям и врагам... клянусь служить верой и правдой. Перестреляю всех врагов, а то Россия матушка... вся состоит из одних врагов.