Варфоломеевские ночи
Шрифт:
Общество бурлило: одни по-старому венчались в уцелевших разрушенных церквах, где попы боялись напяливать на себя рясу, другие устраивали красные свадьбы с обязательным присутствием чекиста и пением интернационала, третьи пытались получить женщину по талону.
Заграничные газеты тех лет писали о Декретах по национализации женщин в советской России. Так, в городе Омске комсомольцы учредили «Центральную комиссию по бабьему распределению» или ЦК «Бабраспред». Она, эта комиссия, должна была ведать выдачей ордеров на девушек. Ордера, примерно, они выглядели так:
«Распоряжение:
Предлагается Дуньке Шаломыгиной ни с кем другим, кроме Васьки Дурошлепова, не гулять. Ему, Дурошлепову,
«Наряд. Мадемуазель Крынкиной Матрене. Предписывается в 4 часа дня 18 января 1924 года отправиться с товарищем Безголовым в баню для совместного мытья».
«У нас нет любви, а только сексуальные отношения».
Согласно многочисленным опросам тех лет, молодые люди очень терпимо относились к внебрачным связям.
По свидетельству ученых, в 1922 году краткосрочные связи имели почти 88 % мужчин-студентов и свыше половины студенток, и только 4 % мужчин объясняли свое сближение с девушкой любовью.
Коммунистические газеты активно обсуждали тему свободной любви. В одну из редакций пришло письмо следующего содержания: «Наш друг погиб. Бросил всю комсомольскую работу и наслаждается со своей молодой женой. Как мы его ни убеждали, чтобы он бросил свою глупость и сделал комсомольскую свадьбу у нас в клубе, ничего не вышло. Он отвечал, что невеста этого не хочет, а ему ее жаль потерять. Мы сейчас предлагаем устроить над ним комсомольский суд». Вмешиваться в личную жизнь тогда было в порядке вещей.
К регистрации брака в загсах привыкали очень трудно, предпочитая жить на веру вне брака. Юноши чаще всего ратовали за свободную любовь.
Противники регистрации брака по новым законам находили себе оправдание в том, что за это из комсомола не выгоняют. А значит, сама партия дозволение дает. Гражданский брак чаще всего не принимали всерьез.
Девушки в один голос кричали: «Загс необходим! Если мы воображаем, что живем в коммунистическом обществе, то в таком случае ясно, что регистрация уже не нужна. Уж больно зазорны наши ребята, если брак ограничивался только любовью. Ну, тогда туда-сюда, а то ведь каждый старается любовь девушки использовать на 100 % и получить все 24 удовольствия. В результате у девушки через девять месяцев появляется «результат», и после этого парень начинает выявлять отрицательные стороны этой девушки и, в конце концов, заявляет: мы, мол, с тобой не сошлись в характерах. Парню сказать легко, а каково девке — приюта нет, няньки тоже, а во-вторых, общественный взгляд, даже и нашей комсомолии, будет уже другой на эту девку».
Действительно результаты «сексуальной революции» были очень плачевные. Матери-одиночки из-за нищеты и позора решались на убийство своих новорожденных детей.
Перед судом проходили десятки таких дел. Чаще всего беда случалась с деревенскими девушками, которые приходили на заработки в город. Боясь сплетен и гнева родителей, они поначалу утягивали свой живот, а потом уходили рожать в укромные места подальше от чужих глаз и там приводили в исполнение страшный приговор своему младенцу. Живого малыша зарывали: кто в снег, кто в землю, кто топил в канаве с водой или просто оставляли на улице. Осенью 1926 года в Новосибирске ежедневно подбирали одного-двух малышей. Всего за 1926 год через Дом матери и ребенка прошли 122 подкидыша, 49 детей, принадлежащих кормилицам, и 63 родительских ребенка. Смертность в детских домах была очень высокой. Только за один месяц 1925 года в новосибирском Доме матери и ребенка умер 31 младенец. Так или иначе, матери приговаривали своих детей к смерти.
Хотя советская власть была за высокую рождаемость, она первая в Европе
Однако легальные массовые аборты сами по себе тоже представляли проблему. В 1926 году в России в больницах было сделано 102709 абортов.
Не меньше чем аборты, общество беспокоили проституция и венерические заболевания. В первые годы советской власти, в период военного коммунизма распространение проституции заметно снизилось. Проститутку заменяла «знакомая». Товарищ Коллонтай даже писала: «…Проглотив семейно-брачные формы собственности, коммунистический коллектив упразднит и проституцию». Как бы ни так. В период НЭПа она «расцвела» с новой силой. По 12 окружным центрам Сибирского края насчитывалась 621 проститутка и 149 притонов. Только в 1923 году было более 150 проституток и более 80 притонов. По социальному составу большинство проституток были выходцами из крестьянства — 42 %.
По мнению Ильича, сексуальность должна быть целиком и полностью подчинена классовым интересам пролетариата. А «класс, в интересах революционной целесообразности, имел право вмешиваться в половую жизнь своих сочленов»…
38
В советские времена в вопросах секса процветало крайнее ханжество, чего никак не скажешь об отношении большевиков к половым отношениям в первые годы, после революции. Примерно до 1925–1927 годов вопросы секса бурно и без лишнего стыда дебатировались партийцами и комсомольцами. Продвинутая на тогдашний лад молодежь активно пыталась воплотить новые сексуальные представления на практике. И слухи о коммунистическом обобществлении жен, гулявшие среди «отсталого» населения, возникли не на пустом месте.
Сразу после Октября 17-го многие молодые люди считали, что революция в общественных отношениях должна немедленно сопровождаться и революцией в половых отношениях (ведь они тоже считались классовыми!). Что семья как буржуазный институт устарела — это явственно следовало из труда Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». А еще — что верность партнеру является порождением эксплуататорской морали, принуждающей женщину относиться к своему телу как к товару, который с одной стороны представляет собой ее частную собственность, с другой — может быть незаконно присвоен мужем, сутенером или государством.
Лозунг «Вперед, к новым формам жизни» менял стиль поведения, отбрасывал женскую стыдливость и трепетное отношение к женщине. Принятые раньше атрибуты ухаживания объявлялись «буржуазными предрассудками». Новая манера общения получила название «без черемухи» и вполне соответствовала теории «стакана воды», упрощавшей сексуальные отношения между полами.
Александра Коллонтай была на передовом рубеже борьбы за свободную любовь. Под лозунгом «Дорогу крылатому Эросу» она требовала разрушения семьи как явления, присущего буржуазному обществу. Индивидуализм, чувство собственности, по ее мнению, противоречили главному принципу марксистско-ленинской идеологии — товарищеской солидарности. Коллонтай введет в оборот понятие «половой коммунизм», который пыталась претворить в жизнь революционная молодежь. Житейски привычными стали призывы «Жены, дружите с возлюбленными своего мужа» или «Хорошая жена сама подбирает подходящую возлюбленную своему мужу, а муж рекомендует жене своих товарищей».