Вариант "Ангола"
Шрифт:
– …лет тридцать – тридцать пять, – закончил я. Зоя кивнула. – В самом деле, странно… Только вот по деревьям этого не скажешь. Я небольшой спец по африканской флоре – но мне кажется, что деревья слишком велики… хм-м, для своего возраста.
– Так и есть, – кивнула Зоя. – Мы даже специально вылазку делали за несколько километров, чтобы сравнить местную растительность с деревьями в других районах. Здесь они явно крупнее.
Мне почему-то снова вспомнилась съеденная Вейхштейном морковка. На редкость здоровенная она была.
– А в чем причина?
Зоя пожала плечами.
– Это не меньшая загадка,
– Загадка на загадке… Алмазы, теперь еще это загадочное вещество… Это все?
– Если бы. На участке довольно много мест, где грунт спекся – получаются такие причудливые слоистые структуры, некоторые настолько крупные, что приходится рвать аммоналом. А в других местах почва совершенно вырожденная, практически стерильная. Чем это объясняется, мы выяснить не смогли. Правда, была у папы одна версия…
– Какая же? – спросил я, хотя ответ уже забрезжил у меня в сознании. Чудовищной силы удар, подвижка почвы, одномоментное воздействие крайне высоких температур, спекание грунта…
– Он думал, что это мог быть метеорит.
– Возможно, – прошептал я, – возможно. В конце концов, это могло бы многое объяснить…
Я знал, что алмазы могут быть связаны с метеоритами. Еще в 1886 году в Пермской губернии упал метеорит – из его осколка профессор Ерофеев извлек несколько небольших алмазов. Ходили даже слухи, что какой-то сибирский охотник предложил искать алмазы в месте падения Тунгусского метеорита, но экспедиция туда так и не отправилась (До войны с заявкой на поиск алмазов в районе падения Тунгусского метеорита в геологическое управление Иркутска обратился охотовед Константин Янковский. В 1947 году была создана специальная Тунгусская экспедиция. В ходе работы был обнаружен Вилюйский алмазоносный район, а потом и "Зарница", первая кимберлитовая трубка на Сибирской платформе (1954 год). Справедливости ради надо сказать, что никакого отношения к метеориту эту находки не имеют– авт.).
В самом деле, чем не версия? А то, что метеорита нет – так и от Тунгусского метеорита не нашли ни кусочка, как ни старались…
– Да, сказал я. – Тут есть над чем подумать. Но для начала, наверное, нужно поближе познакомиться с вашим рабочим процессом…
Я поднес ко рту сложенные рупором ладони:
– Лаврентий Ираклиевич, вас подменить?
Горадзе, направлявшийся с тачкой к транспортеру, задрал голову, прищурился.
– А, Саша! Вы лучше Илию подмените! А то совсэм наш немец ослаб!
Я быстро спустился вниз – как раз вовремя, чтобы увидеть, как пошедший красными пятнами Анте говорит "дяде Лаврику":
– Никогда, слышишь, никогда больше не смей называть меня немцем!
Анте говорил громко, что, насколько я понимал, уже само по себе было событием из ряда вон:
– Мой прадед был немцем, а я русский человек. Раньше я гордился, что мои предки
Руки его тряслись – и тряслись вовсе не потому, что он несколько часов возил тачку с породой.
– Прости, Илия, – прогудел Горадзе. В глаза главному механику он смотреть избегал. – Нэ подумав, ляпнул…
Анте нервно снял очки, протер и снова нацепил на нос. Потом повернулся ко мне, и прежним тихим голосом – который, как он ни старался, все же заметно дрожал, сказал:
– Александр Михайлович, тачку можно взять наверху, в подсобке с инструментами. Я пока совсем не устал, так что, с вашего позволения, продолжу работу…
Он покатил тачку по мосткам в сторону транспортера, обойдя Горадзе, как телеграфный столб.
– Ну же, хватит, Илия! – Горадзе, подхватив тачку, затопал следом. – Нэ обижайся, дружище, э?
Когда я поднялся к подсобке, Зои на краю участка уже не было.
…Еще с утра казалось, что этот день будет всего лишь еще одним обычным днем. Позавтракали, потом я отправился в промышленный корпус, где Анте долго, подробно и с видимым удовольствием демонстрировал мне машины и установки. В это время Вейхштейн вместе с Радченко "изучали окрестности". Зою я не видел – похоже, сидела в конторе с бумагами. Потом обед, после которого я снова взялся за рукоятки тачки – как это может быть ни странно, простой физический труд доставлял мне сейчас изрядное удовольствие: я буквально чувствовал, как мышцы вновь наливаются силой. А самое главное – порой нужно сменить вид деятельности, чтобы мысли пришли порядок. И сейчас был как раз тот случай: катая тачку к транспортеру и обратно (туда с породой, обратно – порожнюю), я пытался привести в систему все, что успел узнать о прииске.
А вот вечером произошло то, из-за чего самый обычный день вдруг превратился в день необыкновенный.
Горадзе уже скомандовал конец работе, как вдруг на краю участка возник запыхавшийся Раковский.
– Что случилось, Яша? – забеспокоился Попов – сегодня, согласно графику, работал и он.
Раковский, тяжело дыша, указал пальцем в сторону конторы, и что-то пробормотал.
– Не понял…, – Горадзе нахмурился. – Ты чего такой взъерошенный?
В самом деле – Роковский, обычно безукоризненно одетый, в этот момент выглядел так, словно облачался впотьмах.
– Я говорю, рация заработала! Починил я ее, понимаешь! – на одном дыхании выпалил Яков Михайлович.
Нас словно подхватила какая-то могучая сила, и мгновенно вынесла на поверхность.
– Что? – "дядя Лаврик" затряс Раковского за плечи. – Ах ты, чертяка!
– Я лампу-то в гнездо посадил – ну, думаю, все. Была не была! Аж зажмурился с перепугу-то! А она как захрипит! А потом ррраз – и заговорила! – сбивчиво рассказывал энергетик.
– Молодчага! – прыгал вокруг Попов, который радовался, пожалуй, даже больше самого Раковского. – Я же говорил, я же говорил, что Яков Михайлович все сделает в лучшем виде! У него же руки золотые! Ах, какие у него руки!