Вариант «Бис» (с иллюстрациями)
Шрифт:
– Да… – протянул Сталин. – Это, конечно, впечатляет. Я думаю, что немцам пора снимать сапоги. Ваш «Первый сельскохозяйственный фронт» им крови-то пустит…
Увидев недоумение, появившееся на лице Жукова, Сталин, рассчитывавший именно на такой эффект, с удовольствием пояснил:
– На одном фронте у вас и Гусев, и Курочкин, и Коровников с Рыбалко, и даже Гусаковский с Барановым. Вы что это там себе думаете, колхоз завести?
– Надо еще учесть Конева, – согласился Жуков. – Да и Гречко туда же. Один только я не вписываюсь…
Он хотел было пошутить по поводу «сельскохозяйственного вредителя» – но вовремя прикусил язык. Употреблять это слово при Сталине лишний раз не стоило, даже
– С вашим планом я согласен, – очень мягко сказал Сталин. – Думаю, что и остальные члены Ставки меня поддержат.
Все закивали. Возражать тут было глупо, план был впечатляющ и даже красив – хотя и прост, как мычание. Общевойсковые армии при массированной артиллерийской и авиационной поддержке изматывают немцев, потом в наступление переходят ударные и гвардейские армии, боевые порядки которых насыщены танками и самоходными орудиями. Эти армии, при определенных усилиях, вскрывают фронт на значительном протяжении, как нож консервную банку, – а в прорывы бросаются танковые армии и конно-механизированные группы.
Кончается корпус, поднявшийся первым, Сметает его огневое поветрие, Маршал бросает в прорыв резервы, И батальоны уходят в бессмертие [48] .Новиков находился в войсках, замененный в Москве Головановым [49] . Мотаясь из армии в армию, главный маршал авиации пытался хоть как-то координировать на межфронтовом уровне не слишком развитую систему управления советских ВВС. Если на фронт приходилось по две воздушные армии, то между собой они еще могли кое-как спланировать совместные операции, но с армиями фронта «через один» севернее или южнее они уже не имели никакого взаимодействия и часто не были даже в курсе, чем те конкретно занимаются в настоящий момент. К концу третьей недели сентября Новиков добрался до Ленинградского фронта, отчаянно рвущегося вперед по самой кромке Балтийского побережья. Фронт с традициями и историей, с тельниками под бушлатами пехотинцев и боевым кличем атакующей морской пехоты, фронт, где мало-мальски прослужившие солдаты по звуку могут отличить морские пушки, бьющие с воды, от тех же пушек, установленных на бронепоездах, – слишком уж по-особому расходится звук над водной поверхностью.
48
Стихи Павла Булушева
49
Голованов Александр Евгеньевич, главный маршал авиации, командующий 18-й воздушной армией.
Балтика встретила главмаршала проливным дождем, и штабной ЛИ-2 едва не разбился, заскользив при посадке на мокрой полосе. Штаб 13-й воздушной армии располагался в нескольких километрах от крупного аэродрома, где базировались сразу четыре полка и несколько отдельных эскадрилий армейского подчинения.
– Товарищ главный маршал авиации… – с рукой, прижатой к промокшей фуражке, к самолету подбежал полковник в плащ-палатке.
– Брось-брось, – отмахнулся Новиков. – Быстро куда-нибудь.
Они пробежали несколько десятков метров по кипящим от падающей воды лужам. Навстречу, взвизгнув, подрулил «хорьх», бешено мотающий «дворниками» по ветровому стеклу, главмаршал с полковником запрыгнули внутрь, и дверца машины сразу отгородила их от бушующей снаружи непогоды.
– Ну что, как обстановка? – спросил Новиков, стряхивая
– Плохая обстановка, товарищ главный маршал…
– Можно Александр Саныч.
– Так точно. Тяжелые бои в течение всей последней недели, несем крупные потери. Слава Богу, что погода сегодня такая, хоть передышка ребятам будет.
Новиков посмотрел на него с некоторым удивлением.
– Полковник, доложитесь и объясните, что за ерунду вы несете, извиняюсь за выражение?
– Полковник Кремзер, зам начальника штаба 13-й воздушной армии. Очень тяжелая обстановка в воздухе со второго дня наступления, Александр Саныч, командарм вам сам доложит. Но такого я не видел, пожалуй, с сорок третьего. Сплошной клубок в небе, немцы озверели совсем.
Машину резко тряхнуло, и Новикова ударило о боковое стекло.
– Поосторожней, герой, не картошку везешь, – буркнул маршал с неудовольствием.
– Виноват, – не оборачиваясь, ответил шофер, наклонившийся к стеклу так, что чуть не утыкался в него носом. Дождь усилился до такой степени, что разглядеть что-либо за сплошной пеленой воды было сложно.
– М-да… Вовремя сели, – заметил Новиков. Полковник кивнул, полностью соглашаясь. Если бы главмаршал гробанулся на посадке, можно было бы сразу стреляться.
В штабе армии, куда они доехали минут через пятнадцать (ненамного быстрее, чем если бы шли пешком в хорошую погоду), их встретили растопленным камином, коньяком, горячим ужином и прочими редкими радостями прифронтового комфорта, доступного генералам. По отчету командарма, не сумевшему поймать Новикова в его перелетах с аэродрома на аэродром, воздушная армия дралась с полным напряжением и действительно несла тяжелые потери. К удивлению маршала, немцы ввели здесь в бой значительные силы истребительной авиации – которых у них, как считалось, уже не должно было быть. Противник дрался с ожесточением, которого фронт давно не встречал в своих операциях.
– Непрерывные воздушные бои на всем протяжении нашей оперативной зоны, – говорил командующий воздушной армией Рыбальченко, кусая себя за ус. – Штурмовые и бомбардировочные части атакуются непрерывно, мы вынуждены задействовать львиную долю истребителей на их прикрытие. Некоторые истребительные полки сведены за неделю к трети списочного состава, в штурмовых подразделениях положение ненамного лучше. Насыщенность германских позиций зенитными средствами просто невероятная.
Он постучал по карте карандашом.
Генерал-лейтенант прямо посмотрел в лицо Новикову. Тот был мрачнее ночи за окном.
– Я докладывал командующему фронтом неоднократно, но никаких мер не предпринимается, – продолжил командарм, слегка повысив тон. – Такое положение недопустимо! Мало того, что армия не получала новых машин и летчиков в течение почти месяца интенсивнейших боев, так еще мы должны выделять летчиков в распоряжение главупра без всяких объяснений! Я не знаю, чем вызван этот приказ, но как его выполнить – просто не представляю. Летчики падают от усталости или падают мертвыми, мы сумели собрать пять сводных эскадрилий, оставив машины в их старых полках, но это еще более обескровливает армию. Еще неделя таких боев – и все. Я закончил.
Новиков мрачно молчал. Рыбальченко молчал тоже, поскольку считал, что сказал уже достаточно для немедленного снятия с должности.
– Я не буду отчитываться перед вами о причинах и целях своих распоряжений, – наконец произнес маршал. – Но могу заверить вас, что это не моя прихоть и не глупость. Приказ этот был отдан именно в такое время, в какое диктовала обстановка. Я, конечно, виноват в том, что оторвался от центрального управления, а Александр Евгеньевич не сумел донести до меня тяжесть сложившейся обстановки, но такого я тоже не ожидал…