Вариант "И"
Шрифт:
По-прежнему как бы в упор не видя друг друга, все трое сели тем не менее в одну машину, один из ребят — за руль, и укатили. Все это было очень интересно. Они приехали и дожидались там… Не меня ли? А убедившись, что я не появился, поехали по другим делам.
Хотя могло быть и совершенно иначе: Изя при ехал, чтобы проститься с покойной, — увидел процессию и сразу же уехал. А что он с охраной — так ведь и я с удовольствием ходил бы с охраной, если бы она при нынешнем моем статусе была положена. Хотя нет, вряд ли, ведь настоящие журналисты очень не любят, когда их свободу действий ограничивают даже из луч-щих побуждений.
Ну что же, пора
В следующее же мгновение я решил, что время вовсе не потеряно зря.
Еще один человек появился неподалеку. Чужое, незнакомое лицо. Но подсознание заорало: ты его знаешь, ты его видел. И не раз, и не два, наверное. Видел! И ты этого человека опасаешься, хотя не знаешь — почему, и не знаешь — кто он.
Он словно бы кого-то искал и, не найдя, пошел неторопливо от ворот налево и свернул за угол. Я смотрел ему в спину, упорно смотрел, но он не обернулся, хотя обычный человек, быть может, почувствовал бы взгляд и безотчетно забеспокоился. А этот сдержался; значит, считал, что ему оглядываться опасно? Только вдруг свернул с асфальта и пошел по узкому проходу между забором и росшими вдоль него деревьями. Если бы кто-нибудь захотел сейчас выстрелить ему в спину, это оказалось бы вовсе не столь простым делом, каким было еще за секунду до того.
Я, однако, такого желания не испытывал, да и оружия у меня не было.
Имелась только странная, но полная уверенность в том, что теперь на кладбище чисто, опасности нет. Но трудно было понять: потому ли, что уехал Изя с его ребятами, или же угрозу унес с собой так и не опознанный мною противник.
Тут только я услышал какой-то назойливый звучок вроде цыплячьего писка и сообразил наконец, что пищал у меня в кармане тот самый индикатор, что презентовал мне вчера все тот же Липсис. Иными словами, из ворот вышел и гордо удалился не кто иной, как человек, проверявший на мне свои снайперские способности. И благополучно улизнувший при полном моем бездействии.
И как это меня угораздило забыть об этой штуке? Не потому ли, что я уж слишком настроился против Изи?
Раздумывая об этом, я даже не сразу понял, что ноги сами собой уже несут меня, но не к машине, что было бы самым разумным, а к кладбищенским воротам. Ноги, вероятно, повиновались инстинкту, уверявшему, что сейчас там мне бояться больше нечего.
Попрощаться я опоздал; могильщики усердно работали лопатами, засыпая могилу. Наталья стояла, низко опустив голову, осторожно промокая глаза платочком. Стояла на том же месте, наверное, откуда бросала на гроб первую горсть земли. Рядом с нею находились все те же Батистов и Северин, насупленные соответственно моменту; но непохоже было, что молодая женщина собирается рыдать на груди любого из них. Я еще не решил, что же мне делать: подойти к провожавшим или исчезнуть так же скромно, как и пришел. Но тут решение пришло само собой.
Возможность передвигаться по этому старому кладбищу оставалась только по аллеям и дорожкам: все остальное пространство было поделено на тесные квадратики, разграниченные чугунными оградами Пробраться между участками можно далеко не везде да и то с риском порвать одежду. Но как раз оттуда сбоку ко мне приближался человек — один их тех, что приехали на автобусе. Его агрессивные намерения были очевидны. В руках его не было оружия, но он похоже, был из тех, кто хорошо обучен действовать руками и ногами.
И тогда, опережая его, я двинулся к могиле, над которой уже вырастал холмик. Три
Странно, но никто из них не удивился моему преображению — или не показал удивления; народ был, впрочем, ко всему привычный. Я отдал общий поклон, подошел к Наталье, которая только сейчас подняла на меня глаза, взял ее руку и поцеловал. Я не хотел говорить ничего, да и не нужно было. Она сжала мои пальцы — крепко, но только на мгновение. И тут же — неожиданно, я полагаю, для всех — уткнулась лицом мне в грудь. Я провел рукой по ее волосам, едва прикасаясь к ним, и обнял за плечи.
Так мы постояли несколько секунд. Все молчали, только Батистов несколько раз тяжело вздохнул. Наталья подняла голову, глаза у нее снова повлажнели. Продолжая обнимать ее за плечи, я дружелюбно улыбнулся — на этот раз персонально Батистову:
— Как поживает Herr Oberst?
Ему не оставалось ничего другого, как ответить в том же духе:
— Привет, привет, спецкор. Хорошо, что пришел. К тебе есть вопросы.
Это меня не смутило: я и так знал, что есть. И ответил:
— У меня тоже.
— Вот и прекрасно. Приезжай все-таки ко мне и поговорим.
От предложенной чести я отказался:
— Жаль, но не получится. Я ведь говорил уже. В ближайшие дни, во всяком случае — никак. Вот разве что после дня "Р"…
То есть после референдума. Но тогда я ему буду на фиг не нужен. И он со мной не согласился:
— Я тебя по-доброму приглашаю. Но могу иначе.
— Можешь, как же, — согласился я. — Но знаешь, кому это не понравится?
Очень не понравится?
— А мне на…
— Акимову, — закончил я.
Генерал Акимов вообще был фигурой странной. Порой казалось, что он — не кто иной, как дослужившийся до больших звезд подпоручик Киже. Слухи ходили всякие. Лет двадцать назад он служил во внешней разведке. Но затем его работа приняла какой-то секретно-дипломатический характер. Он появлялся то тут, то там — преимущественно на Востоке, — когда у России возникали там свои интересы, а возникали они всегда. И было замечено, что всякий раз, когда мнение Акимова по какому-то поводу — о ситуации либо о конкретном человеке — становилось известным и им пренебрегали в России или за ее пределами, обязательно происходило нечто, в результате чего то ли ситуация круто менялась, то ли с человеком что-случалось.
Чаще всего всплывали неблаговидные факты, после чего репутация рушилась раз и навсегда и человеку в пору было идти торговать сигаретами. Чьи-то сверхнадежные банковские счета в мировых финансовых крепостях оказывались вдруг арестованными. В общем, за Акимовым укрепилась слава этакого международного разоблачителя. Наверняка зна чительная часть рассказывавшегося относилась к слухам; но дыма без огня, как известно, не бывает. И поэтому когда кто-то упоминал эту фамилию, к нему всегда внимательно прислушивались.