Варлорд. Врата Тартара
Шрифт:
– Рыбу? – посмотрела на меня Анастасия с крайним удивлением.
– Рыбу, - кинул я. – Каркас, скелет, - пояснил чуть позже под недоуменным взглядом.
– А, Lorem ipsum, - наконец поняла княжна, о чем речь. – По-русски выражайся пожалуйста, - добавила она, покачав головой.
Lorem ipsum. По-русски выражаться, значит. Мне оставалось только на краткий миг скрестить руки на груди и закатить глаза с утомленной гримасой. Анастасия поняла в чем дело, и немного смутилась.
– Доставай свой скелет, - хмыкнула она.
В ответ и я не мог не усмехнуться. В контексте того, что сейчас собрался говорить, прозвучало более чем двусмысленно: у меня в прежней жизни было много заметок без плана, все обо всем, которыми
– Основание Санкт-Петербурга ошибка сродни тем, что совершают полководцы, готовясь к прошедшим войнам. Да, полный контроль над путем из варяг в греки, «мимо острова Буяна в царство славное Салтана», был многовековой целью русских царей. Но с основанием города Петр опоздал даже не на сотню лет, потому что к этому времени европейская работорговля давно сдулась, а морские торговые пути изменились неузнаваемо, в том числе из-за ослабления средиземноморских торговых республик. И в семнадцатом веке когда-то важный путь уже не требовал Северной Венеции, хватило бы небольшого городка вокруг Петропавловской крепости.
В результате активно строящийся Петербург стал кладбищем для валового национального капитала и для сальдо внешней торговли. Город для своего существования требовал слишком много товаров, которые дешевле было импортировать, чем тащить на огромные расстояния из своей же страны. В итоге в столицу импортировали даже уголь для отопления, а угроза прерывания морской торговли, с сосредоточенными в бутылочном горлышке Балтики путями, стала ахиллесовой пятой всей Империи. Именно из-за жизненной необходимости торговли с Англией - для обеспечения привычной Петербургу жизни, мы не смогли дольше удерживать нейтралитет в Первой мировой. Из-за Петербурга было похоронено развитие Архангельска, Новгорода, Москвы, не говоря уже о юге России. Еще при Петре гениальный Эйлер настаивал на открытие университета в Астрахани, из-за ее чрезмерной удаленности от столицы, с целью подтягивать архаичные культуры юга страны до современного уровня жизни. А по итогу…
Тут я запнулся, потому что едва не ляпнул о том, что в результате «старейшие» университеты Астрахани были открыты лишь в начале двадцатого века большевиками.
– А по итогу? – как-то очень уж странно посмотрела на меня Анастасия.
– По итогу… Астрахань, это знаковый исторический и культурный центр Поволжья, вплоть до двадцатого века застраивалась мечетями и церквями, но не храмами науки, - быстро и корявенько скруглил я, продолжив примерно цитировать по памяти: - Из-за сложившийся ситуации мы получили полную столицу английских разведчиков и агентов. Как показатель – в московском «Английском клубе» документы велись на немецком языке, в отличие от. Вся экономическая активность огромной страны сместилась на север, к требовательной столице, что уменьшило рентабельность сельского хозяйства. Как следствие - лишение ресурсов для развития и само сельское хозяйство Юга, и города. Апельсины в пригороде Петербурга это хорошо, но…
– Вот это не очень поняла, - перебила меня княжна.
– В Ораниенбауме были…
– Нет, я про лишение ресурса городов и деревень.
– Не только город для деревни, но и деревня для города есть рынок сбыта, а подавляющее большинство населения села оказалось неплатежеспособным из-за недостаточного развития сельского хозяйства по стране.
– Хм... хорошо, допустим.
– Очевидно, что юный Петр в борьбе за власть изначально был компромиссной фигурой. Мальчишка, играющий в кораблики и потешные полки. Но что-то пошло не так, и он сумел полностью забрать власть себе, отстранив от трона не только боярские кланы, но и Церковь. И молчаливо враждебная Москва, что очевидно, как столица его категорически не устраивала. Но вместо того, чтобы тащить двор на хмурый север, мог бы переместить столицу в более подходящее
– Как следствие переноса столицы, все развитие страны шло с перекосом на европейское окно, а обделенные окраины всегда опаздывали. К двадцатому веку разрыв стал настолько велик, что Россию в самом начале двадцатого века спасло лишь настоящее чудо – появлении магии. Не появись в мире одаренные, события 1905 года могли бы показаться детской прогулкой. Российская государственность могла бы оказаться под угрозой гораздо раньше, чем в Смуту двадцать шестого года, которую центральная власть встретила намного более подготовленной.
Последовавшие после федерализации и дальнейшего объединения события подтверждают правоту приведенных мною аргументов: это и перенос столицы Российской Конфедерации в Москву, переезд Государственной Думы в Екатеринбург, развитие Сибири, которая до этого была лишь сырьевым придатком и местом ссылки, открытие Северного морского пути, превентивное развитие туристических кластеров на Русском Севере и Дальнем Востоке еще до того, как туризм стал одним из основных источников государственных доходов, а само понятие выездного туризма находилось в зачаточном состоянии…
Немного выдохшись с импровизацией, я сделал паузу, не очень комфортно чувствуя себя под странным взглядом княжны.
– Я что-то не то сказал? – решил пока немного остановиться.
– У меня есть один вопрос.
– Только один?
– Пока да. Ты сказал «мы не смогли сохранять нейтралитет в первой мировой войне»…
– И?
– В первой.
– Я сказал в Первой мировой? – почувствовал я легкую дрожь по позвоночнику.
– Да, ты сказал в первой мировой.
– Н-ну… не знаю. Она же не вторая? – деланно легкомысленно пожал я плечами, внутренне стараясь сохранять спокойное равнодушие.
– Ну да, не вторая, - согласно кивнула Анастасия.
– Так предметно подскажешь? Чтобы меня за крамолу за порог не выгнали.
– Подскажу. Давай тезисно, сначала, - еще раз кивнула все еще задумчивая княжна.
– Как так сначала?
– Так. У меня не такая хорошая память, как у тебя, - вновь странно посмотрела на меня Анастасия. Явно что-то чувствует, как я не старательно сохранял спокойствие.
«Штирлиц никогда не был так близок к провалу» - подсказал мне внутренний голос не очень вовремя.
Оставшееся в поездке часы провели в предметной беседе, обсуждая и где-то скругляя углы – много лишнего я не наговорил, но резкость и громкость тезисов по мнению Анастасии стоило бы кое-где поубавить. А где-то наоборот, прибавить. Все же хорошо защищать противоположное мнение, что-то в этом определенно есть. Говори все что угодно, озвучивай любые аргументы, причем без ущерба авторитета – отстаиваемая позиция-то изначально не собственная.
Прибывал поезд на Царскосельский вокзал, который в моем мире назывался Витебский. В здании, несмотря на несколько прибывших почти одновременно составов, было немноголюдно и отсутствовала привычная мне суета. Вновь, как и в Царицыне – когда оказался в России впервые, осматривался вокруг с нескрываемым интересом. Который подогревался тем, что вокруг была до боли знакомая обстановка. В Царицыне – Сталинграде и Волгограде, в прошлой жизни я ни разу не был, а с Витебского вокзала на учебу катался когда-то каждый будний день. Обстановка насквозь знакомая, но в тоже время чужая. Инородность чувствовалась, и я вертел головой, откровенно осматриваясь, не обращая внимания на укоризненные взгляды Анастасии.