Вартанян
Шрифт:
— Как вы эту идею назвали бы?
— Идеей безопасности. Это самая яркая черта Геворка Андреевича Вартаняна. Вот человек с большим сердцем, очень светлой душой. Он любил родину. Постоянно об этом говорил. И не потому, что хотел показать себя лучше других. Это был его крик души. Признание в любви к родине было для него так же естественно, как дыхание. Но основным для Вартаняна было не просто делать признание, а воплощать его в деле — через трудности, через ежедневное преодоление. Их с Гоар жизнь «там» — это тридцатилетняя война. Были такие длинные войны, как мы знаем из истории. Но там, на обыкновенной войне, на протяжении долгих лет кто-то служил, кто-то выходил в отставку, а кого-то убивали. А здесь на протяжении тридцати лет ты все время в окопе. И еще приходится
Я рассказываю вам так подробно потому, что каждому разведчику приходилось искать — ради чего и для кого. Смысл нашей деятельности очень глубок. Мне хочется, чтобы вы и ваши читатели это поняли. Мы пропускаем это через сердце, и эмоциональность здесь совсем не вредит.
— Эмоциональность не вредит нелегалу?
— Он обязательно должен быть эмоциональным.
— Но как же тогда вечные постулаты о спокойствии, выдержке?
— Это внешне. Не путайте с тем, что бурлит внутри. Без эмоций воздействовать на другого человека никак нельзя. Что такое поэзия в разведке?
— Тут есть место и для поэзии?
— Да. Поэзия — это вербовка. При которой нельзя сделать твоему собеседнику плохо. И в то же время необходимо убедить его совершить шаги, сделать вещи в нужном нам направлении — чтобы они соответствовали и его вере, и его устремлениям. Как у того же Блейка, у других наших помощников.
— Говоря «помощник», имеете в виду агентов?
— Только имею в виду. У нас не говорят «агент», пусть человек формально им и является. Между друзьями это слово не употребляется. Ведь человек оказывает помощь, значит, он — помощник. Часто он даже не знает, ради кого работает.
— И страну, на которую работает, не знает?
— Нет. У меня из всех завербованных только один понимал, что я являюсь советским разведчиком.
— Хотя у американцев нет, как говорят, нелегальной разведки, они сильны своей мощью. Не так ли?
— Они сильны в основном деньгами. В их разведку вложены огромные деньги, и они имеют возможность действовать большими силами, наваливаться на какую-то интересующую их проблему и со всех сторон ее обрабатывать. У нас — не так. А они могут подкупать правительства, «производить» нужных президентов. Все эти перевороты в Латинской Америке сделаны ЦРУ. В основном этим они и берут. Техническая разведка у них развита здорово. Финансовые вложения огромны. Даже приятно смотреть в их карты — как они всё это раскладывают.
— Удавалось заглянуть в чужие карты?
— Конечно.
— И всё же почему разведка — самая сложная, нервная и не вполне благодарная со стороны потомков профессия — привлекла вас?
— Да потому, что для родины это более важно. И ничего важнее во время той холодной войны не было. И вот эта искренняя готовность подчинения личного государственным интересам есть само существо разведчика. Геворк Андреевич Вартанян был именно таким. Не просто: «Да, согласен!» Не просто слова, служение Родине с большой буквы. Геворк Вартанян ощущал это так. Вот главное. Без этого работать нельзя…
— И вы, и Вартанян поняли, что там, в разведке, — вы нужнее?
— Абсолютно точно.
— А ваши родители, что советовали они?
— Мои родители — инженеры. Но они не вникали.
— Они и вы — москвичи?
— Да, я родился в Москве в Сокольниках. Школа, институт. Да… Давненько это было! А когда уже учился в разведшколе, мне пришли документы о зачислении в аспирантуру и письма — почему не хожу? Приняли в аспиранты без экзаменов и заявления. Ректор говорил: «Куда ты идешь! Ведь мы же на тебя надеялись. "Оттуда" пришла просьба написать на тебя характеристику, и плохую я дать не могу. Скажи, что плохо со здоровьем. Скинем тебе любые справки». И я ему: «Не надо никаких липовых справок». Как можно отказаться?
Так вот. В разведшколе мне было страшно интересно. Были у нас великолепные лекторы. Приезжал даже сам Байбаков — председатель Госплана. Больше сорока лет прошло, а лекцию одну так помню. Читал заведующий информационным отделом ЦК КПСС. Вроде бы скука — как получать информацию. Как ее классифицировать. Легко было весь этот рассказ засушить. Но это такой был увлеченный человек, так толково говорил! Они с Байбаковым мне больше всего запомнились. И во всех других дисциплинах, что мы проходили и что там потребовались, были вот такие же преподаватели. Один лектор сказал нам: «Дорогие будущие разведчики. Желаю вам хотя бы раз в жизни получить документ с грифом наивысшей секретности — грифом "космик". Вот это — достижение!» И я сказал себе: «Знаешь, мил человек, когда настанет время уходить, и если ты этого не сделаешь и придется воткнуть штык в землю, то придется признать, что ты прожил жизнь напрасно». И чтобы добиться этого, я пошел в нелегальную разведку. В ней — кратчайший путь достижения этой цели. Вот ради чего можно было всё оставить.
— Но как сделать такое? Как добиться?
— Сложно. К этому всю жизнь шел. И мне поручили направление: «главный противник» и НАТО.
— «Главным противником» называли США.
— В те годы — было нормально. И я подтвердил: на меньшее — не согласен. Значит, надо было вербовать, вербовать и вербовать.
Такая же задача была у Геворка Андреевича, у других коллег.
— Там, за рубежом, для всех вы были художником?
— Шикарное прикрытие для нелегала — художник. Это же давало мне возможность свободно ездить по миру с мольбертом, общаться с разными людьми. У меня в друзьях были бизнесмены, деятели искусств, государственные служащие, сотрудники спецслужб. После того как меня подготовили и я выехал туда, передо мной встал вопрос. Разведчиком становятся не тогда, когда ему предложили и у него есть документ Он знает страну, ему дали задание. И он стал нелегалом… Нет! Проходит еще лет пять, когда ты превращаешься в нелегала. Первые пять лет, у кого-то больше, у кого-то меньше, тратятся на то, чтобы не только легализоваться. Так было у Геворка Андреевича. Ему же пришлось налаживать бизнес. Разведчику надо создать круг знакомых, интересных людей, через которых он может выйти на источники информации. Войти в среду нужных людей.
Мне повезло: давнее увлечение живописью стало профессией прикрытия. Художник — он и в Африке художник. Я выехал в чужую страну и, повторюсь, возникает вопрос: а как я могу интересоваться секретами, какого дьявола? И еще один повтор. Почему сразу не становишься нелегалом? Тебя же обучили общим принципам. Но так же как, полагаю, нельзя сразу превратиться в журналиста, если даже тебя хорошо учили, — так нельзя сразу стать и нелегалом.
— Хотя ремесло освоить под силу и не слишком способным. Столько было у меня учеников — юных журналистов…
— Ага, именно что «ремесло». А нелегальная разведка — это ремесло? Формально — да. Но чтобы стать нелегалом, требуется нечто совсем другое. Как это получается? Приехал в чужую страну. И работал поначалу только на себя: заведение связей, шлифовка языка… Любил учиться, любил людей, с которыми общался.
— Но как любить, если их надо ломать, склонять к сотрудничеству, обращать в свою веру?
— Обращать в свою веру — да. Но ломать, что вы, ни в коем случае! Надо использовать и его веру, и политические взгляды, чтобы он делал ваше дело, руководствуясь и своим стремлением к добру, и теми убеждениями, которыми вы ему подсказали.