Варвар для Варвары
Шрифт:
Похоже, никто в пирамиде не сомневался, что я соглашусь приехать. И уже приготовили мне прием. Страшно представить, что может взбрести в голову избалованным жрецам-сластолюбцам.
— Входи, не стой на пороге! — произнесла Амула через приоткрытую дверь.
Сама она наружу не вышла. Наверняка ей, как и другим обитательницам гарема, не разрешалось видеться с другими мужчинами. Скопцы в расчет не идут, разумеется.
Я нерешительно вошла в покои. После яркого света коридора глаза мои не сразу привыкли к царившему там полумраку. «Будуар» повелительницы гарема освещался ароматизированными
— Здрасьти, — неохотно поздоровалась я.
И почувствовала, как ноги утопают в мягком покрытии ковра. Давно мои огрубевшие ступни не касались ничего подобного.
— Проходи, присаживайся, — тон Амулы был любезным, но в нем не было ни капли тела или участия. Скорее равнодушие и плохо скрываемое презрение.
Я плюхнулась на ту кушетку, что стояла ближе ко мне, и придирчиво обвела взглядом комнату.
— Красиво тут у тебя. Богато.
Небольшую уютную комнату заполняла старинная мебель из окованного железом дерева. Помимо зеркал, стены украшали картины в золоченых рамках. На них, сплетясь в причудливых позах, застыли во времени вечные любовники — плоды неудержимой эротической фантазии мастеров ушедшей эпохи. Предки варваров определенно были большими затейниками. Многие из откровенных поз повторяли картинки из Камасутры. А другие и вовсе были немыслимыми и практически неповторимыми в реальности. Хотя, тоже не факт. Жить захочешь, еще не так раскорячишься.
Сама хозяйка комнаты, обнаженная и прекрасная, полулежала на низкой софе. Рядом с ней, на резном столике с коваными ножками, стояли кувшины, пустой калебас и целое блюдо сладостей. До безумия похожих на сухофрукты из моего мира. Оставалось только гадать, что это за дрянь на самом деле.
Амула смерила меня презрительным взглядом, схватила со стола веер и принялась лениво обмахиваться.
— Советую быть со мною полюбезнее, — посоветовала она. — От меня зависит твое будущее. Наши повелители доверяют мне в вопросе воспитания достойных жен. Не понравишься мне — не понравишься им.
Прекрасно осознавая, что сильно испачкалась за время путешествия до пирамиды, я нарочито вальяжно раскинулась на кушетке и закинула ногу на ногу. Красиво и эротично повела плечиком. Эдакая светская тараканиха высшего общества Капулы.
— Мне нечему у тебя поучиться, — возразила я Амуле. — Перед тобой сидит прирожденная одалиска, страстная и умелая, как сама Шахерезада.
И тут я не соврала: не получится совратить Неруна — измором возьму. Чего-чего, а рассказывать сказки у меня в крови. Динамить мужиков — мое второе призвание после танцев.
Веер в руке Амулы задвигался энергичнее. На ее лице отобразились удивление и ярость. Она напомнила мне кота Аришки, слизнувшего с суши рыбу вместе с васаби. Бедный Персик, как он тогда настрадался: и выплюнуть жалко, и жевать сил нет. Так, глотая слезы и шипя, он и стрескал разнесчастный ужин.
Вот и Амуле придется проглотить мое нахальство. По сути, она такая же наложница жрецов, только с гонором. Придется ей подвинуться и уступить место восходящей звезде гарема. То бишь, мне. Я, знаете ли, не привыкла довольствоваться малым. Лучше всего это заметно по моей фигуре.
— И ты на самом деле полагаешь, будто
Несмотря на плохое освещение, я заметила, как дрогнули ее пальцы. Ага, боится — значит, уважает. Уже хорошо.
— Уверена на все сто! — заявила я и впилась взглядом в брюнетку.
Та рассмеялась. Заливисто так, противненько. Будто в горле у нее чудо-колокол сгинул, и она никак его обратно не вытащит.
— Не хочешь ли ты сказать, что это охотник тебя так выдрессировал? — язвительно заметила Амула. — Он всего лишь жалкий варвар, сын предателя.
Никто не смеет оскорблять моего мужа, кроме меня. Тем более, эта чернявая нахалка. Я вскочила и одним прыжком преодолела разделявшее нас пространство. Угрожающе нависла над ней и на секунду задумалась: разрешается ли одалисскам драться?.. Вряд ли.
— Послушай, ты… — голос мой дрожал от едва сдерживаемого гнева. — Не смей при мне так отзываться о Филе. О таком любовнике можно только мечтать.
Глаза Амулы зло сузились.
— Если ты не пройдешь испытание, жрецы казнят твоего мужа, а тебя навечно запрут в нижнем гареме, — каждое слово она будто выплевывала, не в силах совладать с собой. — И знаешь, я буду только рада такому исходу. Спляшу во славу Калки над погребальным костром твоего мужа. А тебе, так и быть, подсыплю его прах в калебас.
Первым моим порывом было свернуть к тараканам ее тонкую шею, но я вовремя остановилась. Наверняка она этого от меня и ждала, именно так — хитростью, и добивались первенства все ревнивые жены. И я решила пойти ва-банк. Глянула на Амулу почти равнодушно и хохотнула:
— Смотри, как бы тебе самой в скором времени не оказаться в нижнем гареме. Танцуешь плохо, да и наставница из тебя, как из лопушка седло, — я бросила на нее придирчивый взгляд и наморщила носик. — И стареешь ты, чего говорить. Вон, и кожа уже в морщинах, и волосы редеют.
Признаться честно, последние замечания я попросту придумала, ведь в комнате было довольно темно. Тем не менее, мои слова вызвали нужный эффект. Амула взорвалась, как гнилая тыква, и едва не забрызгала меня скопившейся желчью.
Да я дама стойкая, натренированная годами выступлений с «Зефирками». Подумаешь, что мне будет от злых слов какой-то иномирной кикиморы. Утерлась и пошла дальше.
— Так как, устроишь мне свидание с Неруном? — прерывая поток брани несостоявшейся «наставницы», проронила я. — Или мне к нему самому обратиться? Напрямую, так сказать.
Красная от злости Амула накинула на себя какую-то тряпку, по виду сильно смахивающую на шаль моей бабушки, и вылетела в коридор. Приказала скопцам позвать к ней ее помощниц. Сама же, полностью игнорируя мое присутствие, обиженно упала на диван и потянулась к кувшину. Судя по всему, там находился какой-то крепкий напиток, способный развеять женскую тоску и утопить злобу.
— Между прочим, от алкоголя портится кожа, — подметила я. — А от злости появляются новые морщины.
Амула поджала губки и налила себе новую порцию горячительного. Я уныло покосилась на нее: мне бы тоже не помещало — в качестве успокоительного. Но просить эту даму об услуге — все равно, что собирать воду в решето. Никакого проку.