Варвар в саду
Шрифт:
Но вернемся к фактам. Итак, настал май 1243 года. Юг дез Арси, новый королевский сенешаль в Каркасоне, и его десятитысячная армия разбивают шатры вокруг Монсегюра, объявленного «синагогой сатаны». За деревянным палисадом и стенами находятся множество дьяконов, известных альбигойцев и «совершенных» во главе с Бертраном Марти. Гарнизон замка состоит из пятнадцати рыцарей и сотни воинов. То есть не более ста пятидесяти человек, носящих оружие. Французские войска окружают Монсегюр полукольцом; осаждающих нет только с южной части горы (там находится тот самый почти отвесный обрыв и пропасть, которая может служить защитникам прообразом ожидающей их судьбы).
Начав осаду в мае, французы надеялись, что летом солнце иссушит цистерны с водой. Но через шесть месяцев, когда ситуация не изменилась, уже не приходилось
Защитники и жители Монсегюра, вероятней всего, не могли надеяться, что огромная французская армия в один прекрасный день снимется и уйдет. Так что примерно полтысячи человек, запершихся в крепости, которых общая судьба превратила в одну семью, в течение многих месяцев готовятся к смерти.
Французам удается завербовать два десятка басков, опытнейших горцев-проводников, которые после тяжелых боев закрепляются на узкой платформе на расстоянии восьмидесяти метров от замка. В ноябре королевская армия получает значительное подкрепление. К тому же в лагерь осаждающих прибывает из Альби епископ Дюран. Это помощь скорей техническая, нежели духовная, так как епископ известен как прославленный конструктор осадных машин; он строит их, и вскоре они вступают в дело. Но для осажденных ситуация пока не безнадежна, поскольку ночью в крепость пробирается Бертран де ла Баккалария, военный инженер, как определили бы его сейчас, благодаря которому между осажденными и осаждающими начинается диалог камнеметных механизмов.
Зима для осажденных оказалась исключительно тяжелой, многие защитники крепости были убиты, а редкие подкрепления не восполняли потерь. Стиснутые на небольшом пространстве в несколько сот квадратных метров, осажденные испытывают безмерную усталость от многомесячных боев. Их командиры неоднократно посылали гонцов к графу Тулузскому, задавая вопрос, хорошо ли идут дела. Ответ они неизменно получали утвердительный, хотя непонятно было, что имеется в виду — то ли подготовка к новому восстанию, то ли организация помощи или же переговоры.
И тут используется самое опасное оружие — военная хитрость. В одну из долгих зимних ночей группа легковооруженных волонтеров, которых вел баскский проводник, знавший тайный проход, поднимается по неприступной скале, вводит в заблуждение дружескими словами часовых и, предприняв неожиданную атаку, вырезает защитников восточной башни. Проход был настолько опасным, что наутро французы признавались — при дневном свете ни за что не отважились бы пройти этим путем. С этого времени положение осаждающих ухудшается, тем паче что епископ Дюран смонтировал неподалеку от стен Монсегюра новую машину, которая непрерывно мечет восьмидесятифунтовые камни. Комендант крепости Пейре Рожеде Мирпуа отдает приказ спрятать сокровища церкви катаров. Два альбигойца, Матье и Пейре Бонне, укрывают золото, серебро, pecuniam infinitam [77] в безопасном месте.
77
Здесь: несметные богатства (лат.).
Несмотря на то что положение запершихся в крепости альбигойцев безнадежно, они не сдаются и отбивают атаки французов. Хронист крестоносцев Гильом де Пюилоран пишет: «Отдыха осажденным не давали ни днем, ни ночью». Комендант крепости пытается организовать помощь извне. Корбарио, предводитель двадцати пяти арагонских сорвиголов, которые в современной армии составляли бы отборное подразделение коммандос, обещает прорваться через линию осаждающих и отбить захваченную французами восточную башню, а также уничтожить осадные машины. Однако кольцо осаждающих войск настолько плотное, что арагонцы вынуждены отказаться от своих намерений. Комендант решается на отчаянную ночную вылазку. Бой идет над пропастью, в которой нашли смерть многие
Победители так изнурены, что принимают большинство предложенных условий, которые, как оказалось, выгодны для осажденных. Защитники Монсегюра удерживают крепость еще в течение двух недель (чтобы отпраздновать приходящийся на середину марта альбигойский праздник). Гарнизону прощаются прошлые вины, в том числе даже убийство в Авиньонете. Воины выходят из крепости с оружием и имуществом, правда, им предстоит пройти через следствие инквизиции, но применены к ним могут быть только легкие наказания. Другие же лица, находящиеся в крепости, останутся на свободе, если отрекутся от ереси, в противном случае их ждет костер. Крепость перейдет королю Франции.
После подписания 2 марта 1244 года условий капитуляции в крепости воцарился долгожданный мир, начались пятнадцать дней свободы перед смертью, пятнадцать дней прощания тех, кто вместе с весенним ветром сойдет в долину, с теми, кого поглотит пламя костра. Величайшее уважение вызывает тот факт, что в течение двухнедельного перемирия, предшествовавшего сдаче крепости, шесть женщин и одиннадцать мужчин перешли в веру катаров, что означало выбор мученической смерти (мученики искореняемых религий не удостаиваются канонизации).
16 марта 1244 года в Монсегюр входят французские воины, епископы и инквизиторы. Раймунд де Перелла, один из руководителей обороны крепости, прощается навсегда с женой и младшей дочерью, которых ждет костер. Впрочем, такие же прощания происходили во многих разлучающихся семьях.
У подножья горы, на том месте, которое сейчас называется Крамач (от les cr'emats — сожженные), солдаты устраивают огромный костер. В эту пору года с сухим деревом сложно, потому вместо эшафота, пространство под которым забивается хворостом и на котором устанавливаются столбы, чтобы привязывать к ним приговоренных, победители строят палисад с уложенными внутри него вязанками хвороста. В эту чудовищную ограду загоняют закованных альбигойцев. Источники сообщают цифру: двести человек — женщин и мужчин. Палисад поджигают с четырех сторон. Туда же бросают больных и раненых. Жар от костра настолько силен, что присутствующие вынуждены отойти. Песнопения монахов перемешиваются с воплями умирающих.
Ночью, когда на костре еще тлеют людские тела, по веревке, сброшенной вдоль отвесной южной стены, спускаются трое альбигойцев, укрывавшихся в подземельях Монсегюра. Они уносят остатки сокровищ, священные книги и свидетельство мученичества.
Тяжелый, тошнотворный дым сползает в долину и развеивается в истории.
Защита тамплиеров
Высокий суд!
В этом процессе, который тянется уже шесть с половиной столетий, у защиты задача не из легких. Мы не можем еще раз вызвать обвинителей, свидетелей, а также обвиняемых, тела которых поглотил огонь, а прах развеяли ветры. Внешне все говорит против них. Обвинитель выложил на стол кипу документов, так что непредубежденный читатель может воссоздать поистине омерзительную картину преступлений и пороков обвиняемых и найти убедительные доказательства их вины. Да, убедительные, потому что именно они сами выдвигают против себя тягчайшие обвинения. Нашей задачей будет подвергнуть сомнению достоверность этих документов и побудить вас, господа судьи, читать их не дословно, побудить вас понять основу, механизм и методы следствия. Потому нам придется обратиться к событиям, предшествующим тому стылому сумеречному вечеру, когда подожгли костер. На нем сгорели Великий магистр ордена тамплиеров Жак де Моле и приор Нормандии Жоффруа де Шарне. Время и место казни: 18 марта 1314 года, маленький островок на Сене в границах Парижа. Единственная милость, которой удостоились приговоренные: им дозволили умирать, обратись лицами к белым башням собора Нотр-Дам. Последние слова: «Тела принадлежат королю Франции, но души — Богу».