Варвар в саду

Херберт Збигнев

Сейчас наступает самый тяжелый момент для защиты, и ничуть не удивительно, что обвинитель сделал на этом главный акцент. Да, действительно, факт, что Жак де Моле публично признался перед представителями Церкви, Парижского университета и богословами, что в ордене уже давно существовал следующий обычай: при приеме в орден новые рыцари-монахи отрекались от Христа и плевали на крест. Другой высокопоставленный человек в ордене, Жоффруа де Шарне, сделал подобное же признание, но оговорился, что сам он никогда не делал этого при приеме в орден новых братьев, поскольку это противно принципам христианской веры. Необходимо добавить, что оба признания были сделаны только спустя двенадцать дней после ареста, что наводит на мысль, будто сделаны они были спонтанно. Но мы же, Высокий суд, помним, что время обвиняемых в процессе следствия считается на часы, а следственный аппарат в соответствии с королевской инструкцией работал «старательно».

Более

чем правдоподобно, что Великому магистру, который, как показал весь процесс следствия, был исключительно наивным политиком, пообещали, что публичное признание вины сохранит орден. Кстати, само оплевывание креста вовсе не свидетельствует об отступничестве, а, вполне возможно — и это подтверждается мнением экспертов, — составляет элемент инициации, элемент, если можно так выразиться, диалектический. Достаточно вспомнить всем известный ритуал посвящения в рыцари, когда данная в процессе его пощечина является единственной, какую может стерпеть рыцарь, не ответив на нее. Что же касается признаний тамплиеров, то они противоречат друг другу. Одни утверждают, будто плевали в сторону, а вовсе не на изображение Христа, другие же категорически отрицают существование подобного ритуала. Жоффруа из Гонвиля объясняет, что обычай этот был введен дурным магистром, который, попав в плен к сарацинам, получил свободу, после того как отрекся от Христа. Но этот же обвиняемый не смог сказать, кто был этот дурной магистр. Брат Жерар из Пасаджо свидетельствует: «Вступающему в орден показывали деревянный крест и спрашивали, Бог ли это. Спрошенный отвечал, что это образ Распятого. На что принимающий брат говорил: „Не верь этому. Перед тобой всего лишь кусок дерева. Наш Бог на небесах“». Так что его показания опровергают обвинение тамплиеров в идолопоклонстве и доказывают высокую степень спиритуализации их веры. Короче говоря, Высокий суд, показания противоречивы во всем, что касается и самого обычая, и его происхождения. А главное, ни в одном письменном источнике, и прежде всего в сохранившемся уставе, ни слова не говорится о подобном испытании.

То же самое можно сказать и об идоле, которого якобы почитали тамплиеры и в дискуссиях о котором пролито столько чернил, что даже если бы он был ангелом, то превратился бы в черного беса. Инквизитор Гийом из Парижа в инструкции следственным органам предписывает спрашивать у обвиняемых про изваяние, имеющее человеческую голову и большую бороду. Но и тут тоже ответы обвиняемых противоречивы и неясны. По словам одних, это была фигура из дерева, по словам других, из кожи и серебра; женская или мужская; с бородой или без бороды; похожая на кота или на свинью; с одной, двумя или тремя головами. Несмотря на изъятие всех предметов культа ничего схожего с этими описаниями обнаружить не удалось.

Совершенно очевидно, Высокий суд, что здесь мы имеем дело с классическим примером коллективного внушения. И мы, которые знаем логику страха, психопатологию затравленного, теорию поведения групп под угрозой массового уничтожения, не можем принять на веру эти показания. К тому же мы помним, что средневековое воображение преследовал и терзал дьявол. Кто же лучше его мог растолковать запытанным, брошенным в темные казематы, какая судьба их ждет?

Высокий суд, имя этого демона сохранилось. Оно дошло до нашего времени, став темой рассуждений множества экспертов. Не предмет, но слово является единственным вещественным доказательством в этом деле. Назовем же наконец это имя: Бафомет.

Немецкий эксперт, ориенталист Хаммер-Пургшталь производит имя демона от слова Бахумид, что якобы означает «вол», из чего делает вывод: речь идет о культе золотого тельца, каковое обвинение действительно выдвигалось против тамплиеров. Предположение это не было поддержано, и позже сам автор сменил его на другое, но столь же неубедительное. Исследователь тамплиеров историк Виктор Эмиль Мишле видел в этом имени сокращение формулы, которую в соответствии с каббалистическими принципами следовало читать справа налево: TEMpli Omnium Hominum Pacis ABbbas [82] . Отмечали также, что имя это может происходить от занятого тамплиерами кипрского порта Бафо, где в древности находился храм Астарты, этой Венеры и Луны, Девы и Матери, которой приносили в жертву детей. Гипотезу эту поддержал обвинитель, идя по линии самых фантастических обвинений, предъявляемых тамплиерам, в том числе и в людоедстве.

82

Храма всех мирных людей настоятель (лат.).

Вполне приемлемым, хотя бы с филологической Сточки зрения, выглядит истолкование, которое дал знаменитый арабист начала XIX века Сильвестр де Саси^{202},

выводя имя демона из исковерканного — Магомет. Это подтверждает фрагмент поэмы тамплиера Оливье, написанной на лангедоке: «E Bafonet obra de son poder» — «И Магомет блеснул своею мощью». Это вовсе не является, как хочет убедить обвинитель, свидетельством инфильтрации ислама в эзотерическую доктрину тамплиеров. Хотя религии Востока в каком-то смысле воздействовали на них, ни один документ не указывает на то, что члены ордена составляли некую религиозную секту. В их умах, вероятней всего, начался важный процесс выработки более широкого взгляда на вопросы веры. Если для каждого франкского дворянина, отправляющегося в крестовый поход, совершенно бесспорно было, что только христианство достойно называться религией, то новые контакты и новый религиозный опыт пошатнули у тамплиеров такую уверенность. Знакомство с Кораном, признающим Христа одним из пророков, несомненно, облегчило этот процесс.

Но вернемся, однако, с Востока, ставшего к тому времени всего лишь воспоминанием и эхом, в Париж, где идет игра, в которой решается вопрос существования и чести ордена рыцарей Храма. Филипп Красивый исключительно умело пользовался пропагандой, что уподобляет его современному властелину. И пока по всей Франции в казематах раздаются стоны и вопли пытаемых, король пишет послание суверенам Европы, в котором разоблачает «преступления» тамплиеров. Но не все, однако, поверили обвинениям. Например, английский король Эдуард II^{203} видит в выдвинутых обвинениях нагромождение клевет и уведомляет о своем благосклонном отношении к тамплиерам королей Португалии, Кастилии, Арагона и Сицилии, а также самого папу. Из чего легко сделать заключение, что всеобщее скверное мнение о тамплиерах было отнюдь не таким уж всеобщим, как пытался убедить нас обвинитель.

После гибельного первого признания Великим магистром вины, признания, вырванного под пытками, у тамплиеров осталась только одна надежда, что их передадут в церковную юрисдикцию, а точней, что судить их будет сам папа. И действительно, в конце 1307 года король выражает согласие на передачу узников Клименту V. Узнав об этом, тамплиеры массово отказываются от своих показаний. Жак де Моле сделал это перед толпой в церкви, продемонстрировав истерзанное пытками тело.

Филипп Красивый, видя, что нити интриги ускользают у него из рук, нажимает на пружину пропаганды, на сей раз внутренней. По Парижу гуляют памфлеты, что папа, дескать, подкуплен тамплиерами. Ведь ничто так не распаляет страсти, как денежные аргументы. Возбудив толпу, Филипп Красивый обращается к парламенту^{204} и Парижскому университету, чтобы те поддержали его антипапскую политику и высказались по делу тамплиеров. Университет отвечает, что дела об обвинении в ереси подлежат рассмотрению в духовном суде. Это, Высокий суд, еще один довод, что тогдашнее общественное мнение отнюдь не так уж единодушно было настроено против ордена.

Интеллектуалы, как обычно, подпакостили, зато парламент, собравшийся в мае 1308 года в Туре (правда, не в полном составе, так как многие из дворян предпочли найти веские оправдания своему отсутствию, нежели принимать участие в этой комедии), ознакомившись с выбитыми признаниями, объявляет, что тамплиеры заслуживают смертной казни. Поддержанный мнением народа, Филипп Красивый отправляется в Пуатье на встречу с папой.

Климент V мастерски разыграл разговор с королем, сразу же перейдя к теме крестового похода и дипломатично не касаясь процесса, начатого против ордена тамплиеров. Филиппу Красивому не остается ничего другого, как использовать верных ему церковных иерархов, архиепископов Нарбона и Буржа, которые на инсценированном съезде вместе с королевскими приспешниками Ногаре и Плезьяном^{205} яростно выступили против ордена, обвинили духовные власти в безразличии к делу тамплиеров, не скупясь на оскорбительные слова и в адрес папы. Но Климент V остался при своем мнении. Он заявил даже, что некоторые признания тамплиеров кажутся ему неправдоподобными, и, чтобы выиграть время, пообещал, что собор во Вьене займется в будущем году делом ордена. А также он пожелал встретиться с главными обвиняемыми.

Их повезли под вооруженным конвоем из Парижа в Пуатье. Но неожиданно под предлогом болезни обвиняемых была сделана остановка в Шиноне. Вне всяких сомнений, остановка эта, Высокий суд, была заранее предусмотрена. Замок Шинон, мрачные руины которого сохранились до нашего времени, как нельзя лучше подходил для этой остановки по причине огромных подземелий. Когда к этому новому узилищу прибывают посланники папы в сопровождении заклятых врагов тамплиеров Ногаре и Плезьяна, обвиняемые молчат либо признают свою вину. А по возвращении в подземные казематы они уже могут писать на стенах завещания.