Варвары против Рима
Шрифт:
Римляне наконец согласились уплатить 5000 фунтов золота, 30 000 фунтов серебра, 3000 выкрашенных пурпуром овчин (готы, должно быть, имели очень хорошо одетую армию) и 3000 фунтов перца (к которому они были, конечно, уже приучены). Чтобы быстро выплатить дань, римлянам пришлось забрать все серебро и золото из храмов и даже переплавить золотые и серебряные статуи. Среди них оказалась статуя «Мужество», или «Стойкость». «После того как она была уничтожена, окончательно пропало все, что еще оставалось от римского мужества и неустрашимости», — пишет Зосим[229].
Когда деньги были переданы, Аларих открыл горожанам свободный проход к порту и приостановил взимание налога с продаж
Аларих, казалось, вот-вот должен был получить все, что хотел. Преторианский префект Италии, Иовий, составил от имени Гонория мирное соглашение. Аларих и готы получали ежегодно некоторое количество золота и зерна. Им было позволено селиться в Венето, Австрии и Хорватии. Такой договор обеспечил бы гармоничное существование новой трехнациональной латино-греко-готской империи. Это была единственная возможность продолжать идти вперед, и Иовий отправил договор императору, сопроводив его письмом, в котором советовал Гонорию назначить Алариха командующим обеими его армиями, поскольку Рим нуждается в его войсках, а без назначения Алариха на этот высокий пост не будет мира.
Император, однако, был из тех, кто больше доверяет плохим советам, чем хорошим. Он сделал Иовию выговор за «преждевременную опрометчивость» и сказал, «что никаких высоких или командных постов не получит ни Аларих, ни кто-либо из его семьи»[231]. Не добившийся своего Аларих не смог придумать ничего лучшего, чем продолжать угрожать Риму. От безысходности Иовий направил к Гонорию депутацию епископов «посоветовать императору не подвергать столь благородный город, который более тысячелетия правил огромной частью мира, опасности быть захваченным и разрушенным варварами, а его великолепным строениям сгореть от вражеских факелов, но заключить мир на неких разумных условиях»[232]. Далее он представил мирные предложения Алариха, которые тот сделал настолько умеренными, насколько смог: он убрал требование особого обращения, относившееся только к двум областям на Дунае, «подвергающимся постоянным налетам и дающим в казну очень малый доход». Кроме того, «он потребовал лишь столько зерна, сколько император сочтет нужным даровать, и отказался от золота. А также предложил заключить союз между ним и римлянами против всякого, кто встанет на пути империи»[233].
Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Кто в здравом уме мог отклонить такие предложения? Действительно ли Аларих так страстно желал, чтобы его народ нашел место для поселения? Или же он понимал, что Гонорий не собирался соглашаться ни с какими условиями, а потому выдвигал самое что ни на есть приемлемое мирное предложение, чтобы снять с себя ответственность за все, что случится дальше? Если пострадает Рим, будет ясно, что в этом виноват император.
Но Гонорий в очередной раз поступил как круглый дурак: он отверг предложения. Аларих снова пошел на Рим и занял порт. Вечный город кормился зерном, поставляемым из обширных владений империи в Северной Африке, и горожане, столкнувшись с угрозой голода, капитулировали. Алариху было разрешено войти в Рим.
АЛАРИХ НАЗНАЧАЕТ ИМПЕРАТОРОВ
Ситуация была необычайной, почти фантастической. Вождь варваров стал хозяином Рима. Он мог раздавать должности и звания по своему усмотрению. С согласия сената Аларих даже возвел на трон нового императора. Его избранником стал префект Рима, язычник по имени Аттал, и жители были этому только рады, так как в городе сразу стало больше порядка. Аларих
Но Аттала постигла неудача. Какой-то прорицатель предсказал ему, что он подчинит Карфаген и всю Африку без боя, поэтому он попросту отправил в имперскую армию в Африке своего командующего, который был убит немедленно по прибытии. Тогда Аттал переслал в Африку уйму денег в надежде, что это как-то поправит дело. И вот тут у Алариха возникло ощущение, что он посадил на трон человека, «который задумывал свои проекты с глупейшим безрассудством, без оснований и перспектив на исполнение»[234]. А Гонорий, чьим приказам беспрекословно подчинялись в Африке, добился того, что в Рим не отправлялись ни зерно, ни масло. Голод в городе был даже сильнее, чем год назад. На ипподроме в ходу была шутка: «Почем человечина?»[235]
В конце концов, Алариху надоело терпеть глупые выходки своего протеже. Он отправился на Адриатическом море в Римини, где в это время Аттал принимал солнечные ванны, и там у всех на глазах сорвал с императора диадему и пурпурную мантию. Аларих, вождь готов, мог назначить римского императора, а мог и снять. Совсем как сейчас. Неплохо для скромного варвара из дельты Дуная. Привлекательность Алариха ни в чем не проявляется так ярко, как в его обращении с вконец распоясавшимся Атталом. Уволив Аттала, готский вождь забрал его в Рим и посадил неудавшегося императора вместе с его сыном под домашний арест в реквизированном дворце. Аттал был там в безопасности, пока наконец не заключили мир с Гонорием[236].
Возможно, Аларих уже достиг соглашения с Гонорием о снятии конкурента в обмен на мир. Так или иначе, он послал диадему и мантию Аттала Гонорию и отправился в Равенну сам, чтобы утвердить мирный договор. Однако, когда он достиг города, на него напали явно с благословения Гонория[237]. Аларих, обнаружив, что вопрос о мире вновь снят с повестки дня, опять прибег к крайнему средству. Он вернулся и разграбил Рим. Разграбление Рима не было триумфом готской военной мощи. Это был со стороны Алариха акт отчаяния, что и привело его к краху.
АЛАРИХ ГРАБИТ РИМ, 410 г.
В разграблении Рима Аларихом все необычно: и как и когда готы вошли в город, и что они там делали, и как ушли… Все происходило так, что трудно поверить.
Аларих в третий раз оказался пред вратами Рима, но на этот раз долгой осады не было. Готы появились в городе ночью 24 августа 410 г. Римляне все еще помнили легенды о кельтах, захвативших город 800 лет назад. С того прискорбного случая главной целью римских завоеваний было предупредить повторение случившегося. Распространять свое могущество во всех направлениях, романизовать или убивать варваров, окружающих страну, и тем обезопасить город. И вот эти многовековые усилия пошли прахом.
В Вифлееме Святой Иероним писал, что у него нет слов от горя: «Целый мир погиб в одном городе». Еретик Пелагий, находившийся в то время в Риме, мог сравнить происходящее только со Страшным Судом, когда всех людей уравняет страх.
Рим, повелитель мира, дрожал, сокрушенный страхом при звуке ревущих труб и воя готов. Где было тогда благородство? Где было тогда предполагаемое неизменное деление в обществе? Все смешались в кучу и тряслись от страха. В каждом доме было свое горе, и всепроникающий ужас охватил нас. Рабы и нобили — все стали равны. Один и тот же призрак смерти маячил перед всеми[238].