Варвары против Рима

Джонс Терри

Жизнь в Персии Сасанидов была в чем-то схожа со светским обществом в Версале при Людовике XIV. Вы могли вмиг лишиться своего социального положения из-за какой-нибудь мелочи.

РЕЛИГИЯ САСАНИДОВ

Интерес Шапура к религиозной философии был, несомненно, искренним, но он приносил и весьма полезные побочные политические результаты. Его дед Папак, положивший начало Сасанидской революции, был верховным жрецом зороастрийского храма огня в Истахре. Его предшественник на этом посту, Сасан, являлся его духовным учителем, а возможно, и отцом — отсюда имя династии. Храм был посвящен Анахите. Эта богиня известна на всем Ближнем Востоке под разными именами: Иштар, Астарта, Афродита. Но священным огнем обладали только персы.

Этот огонь воплощал божественный

свет Ахурамазды, духа доброты и чистоты. Огонь непрерывно поддерживали жрецы, которые даже закрывали рты повязками, чтобы их дыхание не осквернило его чистоту. Сам Папак, похоже, был зороастрийским «возрожденцем», решительно настроенным этическим монотеистом, противостоящим культурному плюрализму свергнутой парфянской аристократии. Он противостоял и эллинам с их многочисленными аморальными богами и был твердо намерен установить по всей империи государственную религию как основу нового порядка. Папак сверг наместника Парса и явно при поддержке вооруженной знати взял власть в провинции.

Папаку могли помочь отношение персов к гибнущему режиму и нетвердое желание восстановить старые персидские традиции. Многие из них были забыты, но не то, что Ахурамазда стоит за твердый порядок, а дух Тьмы Ахриман — за хаос. Во времена Ахеменидов огонь Ахурамазды отождествлялся с жизнью правителя. Когда тот умирал, прежний огонь гасили и зажигали новый. Теперь правитель Персии вновь полностью уподоблялся Ахурамазде и священному огню.

Поклонение единому богу, кроме всего прочего, удобно для централизованной политической власти. Сын Папака Ардашир, похоже, извлек немалую пользу из религии. Старая религиозная терпимость Ахеменидов и парфян была снята с повестки дня. Создавалось новое централизованное теократическое государство. Ардашир изобразил алтарь священного огня на своих монетах и провозгласил, что религия и царство — братья навек. На смертном одре он, как считается, завещал сыну: «Смотри на Огонь алтаря и на Трон, как на явления неразделимые и друг друга поддерживающие». Его закон был продиктован самим Богом. Это делало любое несогласие с царем царей нарушением священных принципов. Для незороастрийцев наступали тяжелые времена.

Официальная религия нуждается в четком определении. Главной книгой зороастризма является «Авеста». Это сборник, содержащий 17 загадочных гимнов, называющихся «Гаты», а также молитвы, ритуальные предписания и рецепты очищения души и тела. Ардашир в определенной степени упорядочил «Авесту» и использовал ее как основу для своего юридического кодекса. Потомственные жрецы — маги вершили суд. Кроме того, они надзирали за школами, а также за исполнением религиозных обрядов — церемоний по случаю рождения ребенка, свадьбы, смерти и так далее. Маги получали вознаграждение, а также взимали штрафы с повинившихся грешников. Каяться самому было предпочтительнее, чем дожидаться, что твой грех вынесут на судебное разбирательство, где могло последовать телесное наказание. Вдобавок жрецы предупреждали, что грешники и те, кто избегает участия в ритуалах и молитвах, найдут свой конец в лапах Ахримана, дьявола, вместо того чтобы наслаждаться пребыванием в раю.

Во всем этом была очевидная философская проблема: почему Бог, если он всемогущ, не может одолеть злую силу? Зороастрийцы решали эту проблему так: дело в том, что Бесконечное Время — Зурван было изначальным божеством и отцом всего: и доброй силы, Ахурамазды, и злой силы, Ахримана. Таким образом, Ахурамазда не отвечал за существование зла.

Из этого логически следовало, что религия обеспечивает правосудие, основу цивилизованного общества, которое способно нести военные расходы. Заповедь гласила: «Не может быть никакой власти без войска, никакого войска без денег, никаких денег без земледелия и никакого земледелия без правосудия». Так что, упорядочив религию, Ардашир смог организовать систему правосудия и налогообложения, чтобы платить армии.

ШАПУР И МЕССИЯ

Религиозная философия занимала важное место и в Персии, и в Риме. Постоянные военные столкновения между Римом и Парфией не

только привели к кризису в Персии, они также стали основной причиной катастрофической ситуации, сложившейся в Римской империи в III в. Как только Ардашир пришел к власти, он перекрыл караванные пути к Средиземноморью. Торговля между Римом и Дальним Востоком прекратилась, а возобновление боевых действий означало бы для Рима новое резкое увеличение военных расходов. Отдельные части Западной империи начали высвобождаться из-под центральной власти и сами разбираться с проблемами сельского хозяйства и увеличивающимися налогами. В этой обстановке в римском обществе начало набирать силу христианство. Различные второстепенные христианские секты стали вызывать серьезный интерес и в суматошной атмосфере зороастрийской революции в Персии.

В Парсе «обливанцы» верили, что грехи смываются водой при крещении. Мессианская иудейско-христианская секта под названием «элькесаиты» праздновала еврейскую субботу, практиковала вегетарианство и обрезание и придерживалась собственной версии учений Христа и Моисея. В такой довольно нервной обстановке появился религиозный наставник по имени Мани, заявивший, что он последний пророк в цепи, идущей от Заратустры через Будду к Иисусу. Он особенно упирал на универсальность правды и, сознательно подражая Павлу, совершал миссионерские путешествия.

Мани принес мессианское послание в зороастрийский мир. В его учении борьба сил добра и зла представлялась не просто как первооснова человеческого общества, а современным кризисом нравов. Мани учил, что силы зла сейчас побеждают и что спасение — триумф добра — наступит только вследствие решительной борьбы небольшой группы посвященных. Согласно Мани, первородный грех Адама и Евы, от которого должно быть освобождено человечество, явился следствием не полового акта, как верят христиане, а употребления в пищу плоти. Мани создал группу Избранных, живших слезоточивой аскетичной жизнью, в основе которой были употребление фруктового сока и половое воздержание. Что касается остальных его последователей, известных как манихеи, он им проповедовал вегетарианство, с перерывами на пост, а если это казалось слишком трудным, то можно было насыщаться верой. Все это было подготовкой к апокалипсису; когда земля погибнет, проклятых соберут в космический сгусток грязной материи, а царство добра и света отделится от царства зла и тьмы.

Шапур, пригласивший Мани на свою коронацию, взял его под защиту и поддержал проведение его кампаний, впрочем как и зороастрийских жрецов, которые пришли исполнить огненные обряды и очистить завоеванную землю от зла и демонов. В целом, при всей своей приверженности Ахурамазде, Шапур склонялся к традиционному персидскому многокультурному укладу. Он с удовольствием беседовал с греческими философами и убеждал зороастрийских жрецов включить в «Авесту» работы по метафизике, астрономии и медицине, заимствованные у греков и индийцев. В отличие от своего отца, он провозгласил свободу вероисповедания для манихеев, иудеев и христиан в их общинах при том условии, чтобы они жили по сасанидским законам и платили налоги. После своего вторжения в Сирию Шапур депортировал население Дамаска и других неиранских городов, выслав большие группы грекоязычных христиан из Сирии в провинции Персис, Парфия, Сузиана и в город Вавилон, где им было позволено организовать свои общины под руководством собственных лидеров. В Ктесифоне даже появился христианский епископ.

Дело было в том, что, как только Шапур сокрушил военную мощь Рима, он больше ничего не боялся. Границы опять стали совершенно прозрачными, торговцы шастали туда-сюда, женихи брали невест из-за рубежа. Это был мир базаров и коммерции. Рим строили для войны. У Персии на уме были более приятные вещи.

ПАЛЬМИРА

Но, несмотря на то, что Шапур чувствовал себя в безопасности, он не смог удержать Месопотамию. Он отдал ее, но не Риму, а старому торговому партнеру Персии, Пальмире, левантинскому связующему звену между Персией и Средиземноморьем. Пальмира была довольно странным местом и становилась все более странной.