Варяги. Славяне. Русские
Шрифт:
Теперь, допустим, прошли столетия. Произведения, из которых я делал выборки, канули в пучину времени, а мое создание обнаружили в случайно сохранившейся копии. Все здесь прекрасно: стих, образы, аромат эпохи… Жалко только — неизвестно имя гениального поэта рубежа тысячелетий.
Вот в таком случае следует сказать: создатель произведения, но не автор. Именно таким образом было создано «Слово о полку Игореве» в 1185 г., что я и собираюсь доказать. Создатель «Слова…» был, вопреки мнению некоторых исследователей, слабым знатоком истории, но зато знал наизусть сотни текстов древнерусских песен, исполнявшихся тогда, забытых по прошествии времени. Это сразу указывает на него как на дружинного гусляра, профессионального исполнителя песен на княжеских и дружинных пирах, прочих мероприятиях. Можно согласиться, что он был черниговцем по происхождению, в составе дружины Святослава Всеволодовича (ставшего великим князем) прибыл
Как живые организмы биосферы погружены в атмосферу Земли, так каждая эпоха погружена в атмосферу своих песен, которые полностью забываются через одно-два поколения. Чем лучше песня, тем дольше она живет. Что мы помним из XIX в.? «Мой костер в тумане светит», «Вот мчится тройка почтовая», «То не ветер ветку клонит», еще пять-шесть песен можно назвать. Но вот в «Евгении Онегине» у Пушкина читаем: «И запищит она (бог мой!): «Приди в чертог ко мне златой!..»». Или у Достоевского целая компания поет (значит, все знают) — «Гусар стоял, на саблю опираясь». Чернышевский в своем когда-то известном романе «Что делать» считал, что и спустя столетия будут петь песню «Будем жить с тобой по-пански; эти люди нам друзья…». Кто сейчас, кроме узкого круга специалистов, может что-нибудь сказать об этих песнях?
То же самое было и в XII в. Народ не может без песен, и в те времена был свой песенный репертуар, нам неизвестный, но хорошо знакомый широкому кругу певцов и слушателей того времени. Были песни батальные, лирические, величальные, горестные и т. д. Были песни, сочиненные в XII в., в XI в., в X в. и ранее. Самые древние песни имели еще дославянское происхождение: балтские, росомонские, готские, переведенные на русский язык полностью или частично. Фрагменты древних песен вставлялись в новые тексты: где-то заимствовалось удачное словосочетание, где-то — красочный образ. Так лучшие образцы устного поэтического творчества проходили через века, и никто уже не помнил, что истоки песни — дославянские. В мои детские годы еще звучала песня «А мы просо сеяли…». Никто не знал из певцов, что песня дославянская, от балтов [154, с. 159]. То есть сочинена народом, исчезнувшим 14 веков назад, — «чудью белоглазой», ушедшей в землю.
Чем древнее песня, тем больше в ней непонятных слов и фраз. Одни из них искажались и превращались в понятные. Приведу пример с только что указанной песней. В реконструированном варианте первые две строчки звучат так:
А мы просо сеяли, сеяли! Ой, Дидис Ладо, сеяли, сеяли!Мы же в детстве вторую строчку слышали: «Ой, дид-ла, да сеяли, сеяли!» Дидис Ладо — «Великая Ладо». Это балтская богиня любви и домашнего очага. Слово же «дид-ла» — непонятно, прослеживалась тенденция его произносить «дед Ладо». Так прекрасная богиня могла превратиться в старика.
Также во все времена были случаи, когда произношение оставлялось правильным, но непонятным. Это никого не смущало.
Примеры эти даны со следующей целью. Существует кабинетная точка зрения, что «всякий поэт, желая быть понятым, должен употреблять такие понятия и образы, которые понятны и доступны современникам. А потому необходимо допустить, что автор «Слова…», упоминая о Трояне, говорил о том, что всем было известно и понятно» [101, с. 202]. Можно назвать такую точку зрения «марсианской», ибо она совершенно оторвана от реальной жизни. Во-первых, всегда были поэты, писавшие «про нечто и туманну даль», т. е. не совсем понятно. Не думаю, что в XII в. сочинители были лучше. Во-вторых, слушателей обычно не смущает непонятное в песне и стихе. Чтобы в этом убедиться, достаточно пойти на современную дискотеку и спросить тусующуюся публику по поводу строк: «В желтом облаке сансары / вертолет страдает старый…» — что они думают о сансаре и вообще о смысле текста. Да они не помнят, чем Гибралтар от Лабрадора отличается!
Еще пример из моего прошлого. В студенческие времена в нашем репертуаре была песня «Баксанская», где есть припев: «Помнишь, товарищ: белые снега / стройный лес, Баксаны, блиндажи врага. / Помнишь гранату и записку в ней / на скалистом гребне, до грядущих дней».
Что такое Баксаны, я представлял смутно. Намек на гранату с запиской был вовсе непонятен, пока лет через шесть-семь не познакомился с историей создания песни. Но — слушал. Сам пел. Нравилось. Утверждаю: в XII в. было то же самое. Когда на княжеском пиру исполнитель пел старинные песни, слушатели вспоминали, как в их детские годы эти же тексты звучали на таких же пирах, а важные, глубокомысленные отцы и деды слушали со вниманием и не удивлялись незнакомым словам, образам, намекам. Ни певец, ни его слушатели не знали,
Теперь выскажу суждение относительно того, что в «Слове…» совершенно отсутствует христианская образность, христианская символика, напротив, все произведение пропитано языческими мотивами. Б.А. Рыбаков по этому поводу выдвинул версию о «языческом ренессансе» на Руси во второй половине XII в. Следует ли понимать, что за сто лет до того русы были более ревностными христианами? А может, от второй половины XII в. до нас дошло больше памятников искусства и есть материал для выводов?
Предлагаю провести мысленный эксперимент. Представим себе, что сейчас, в наше время, русские приняли буддистское вероисповедание. Значит ли это, что писатели тут же начнут писать повести и романы, пронизанные восточным мировоззрением, поэты — сочинять стихи с упоминанием буддийских святых и их деяний, художники — рисовать картины, наполненные смыслом и эстетикой буддизма? Разумеется, нет. Творческие процессы в течение долгого времени будут развиваться по устоявшемуся руслу православно-христианской цивилизации. Просто потому, что ни писатели, ни поэты, ни художники не умеют пользоваться духовным потенциалом буддизма, а культура будет развиваться, стоять на месте она не может. Нужно, чтобы накопился духовный «чернозем» в мировоззрении и мироощущении русского этноса, чтобы возник «русский буддизм», тогда окажется возможным культурный рост народа на буддистской основе. Сколько это потребует времени? Неясно. Но во всяком случае — столетия.
К концу XII столетия русы двести лет жили православными христианами. Для накопления христианского «культурного чернозема» времени прошло слишком мало. Только в XIV в. в основных чертах сформировалась русская христианская культура. Четыре столетия потребовалось для заложения нового культурного фундамента. Все это время приходилось пользоваться языческим культурным потенциалом, и в литературе, и в поэзии, и в живописи, и в архитектуре, и в украшениях. На официальных мероприятиях звучали сотни текстов языческих песен. Потому что христианских песен не было, а жить без песен — нельзя. Языческая символика и антураж «Слова…» языческие не потому, что его создатель вольнодумец, бросающий вызов устоям общества, а потому, что не умел создавать иначе. И никто в его время не умел. Сравним «Слово…» с «Задонщиной». Как ни подражает Софроний Рязанец «Слову…», но сразу заметно, что автор «Задонщины» — человек христианской культуры.
Относительно версии, что во времена «Слова…» было не принято подписывать свои произведения, потому, мол, мы и не знаем имени его создателя. Но известно немало произведений того времени, имена авторов которых мы знаем. Например, Даниил Заточник — младший современник создателя «Слова…». Известны такие не чуждавшиеся пера люди, как Владимир Мономах, Ян Вышатич, монах Нестор, митрополит Илларион, боярин Петр Бориславич… На таком фоне анонимность «Слова…» скорее должна вызывать удивление. Не косвенное ли это доказательство того, что создатель поэмы не считал себя ее автором?
А теперь я обращусь непосредственно к тексту, в поисках доказательств выдвинутой концепции. Текст «Слова…» использован в переводе В.И. Стеллецкого.
Начальные строки поэмы дают первое доказательство:
Не подобает ли нам, братья, Начать на старинный лад печальную повесть О походе Игоревом, Игоря Святославича? Начаться же той песни по былям нашего времени, а не по замышлению Боянову.Здесь нет прямого указания, что для поэмы взяты тексты существующих к тому времени песен, но косвенно на это намекается, как часто делается в поэтических произведениях. Слова «начаться на старинный лад» можно понимать в двух смыслах: либо подражание предшествующей поэтической традиции, либо использование старинных песен как материала для построения текста песни на современную тему. И в том, и в другом случае создатель заявляет о несамостоятельности своего произведения. Неясно, где грань между подражанием и прямым использованием строчек, образов, идей, взятых у поэтических предшественников. Слушатель здесь с самого начала предупреждается, что все знакомое, услышанное в «Слове», подается интерпретированным к современным событиям.