Варяги
Шрифт:
Гостомысл оглянулся вокруг, хотя в землянке они были одни.
— Слушай, что я решил, — наклонился он к Мстивою и понизил голос: — Хоробриту мы поможем. Аудун ходит в полюдье осенью. У кривских меньше мехов, чем у веси и чуди. Да Торира и не интересуют их меха. Ему нужен хлеб. Нынче у нас, сам знаешь, недород. У варягов единственная возможность — взять хлеб у кривских. Торир обязательно пошлёт в помощь Аудуну свою дружину. В полюдье они пойдут, как только кривские уберут хлеб. Они разбредутся малыми ватажками по всей земле. Гоняться за каждой дружинкой нам не выгодно, пришлось бы дробить
— А если Торир испугается весной идти к веси? — попытался заглянуть в будущее Мстивой.
— Позовём соседей сюда. Думаю, не откажутся. Сил будет довольно. Выкурим Торира из Новеграда, — уверенно ответил Гостомысл.
За три дня до намеченного выступления дружины в помощь Хоробриту Мстивой разыскал Гостомысла, укрывшегося для беседы с прибывшими новеградцами. Тот неласково глянул на воеводу: понимай, мол, для наших разговоров другое время найдётся. Но Мстивой упрямо мотнул головой, приглашая друга выйти из землянки. И как только отошли на десяток шагов, торопливо зашептал:
— Сторожа какого-то человека перехватила. Сам на нас вылез. Кто таков, не говорит, тебя требует. Из Новеграда ладьёй прибежал, но я в сумленье.
— Пошто?
— Не новеградец он и вообще не наш.
— А кто ж?
Мстивой пожал плечами. Гостомысл рассердился.
— Мало ли гостей по-прежнему в Новеград из-за моря ходит? А то, что он на становище наше вылез, то тебе, воевода, в укор. Распустили люди языки, того и гляди Торира ждать надобно.
— Охолонь. Кабы случайный путник был... В сумленье я...
— Добро, — смягчился Гостомысл. — Новеградцев провожу, веди его сюда. Да отай, без лишних глаз.
Они сидели в землянке втроём. Гостомысл, не скрывая заинтересованности, откровенно разглядывал незваного гостя. Мстивой делал вид, что всё происходящее его не касается, — сказано ему привести незнакомца, он привёл, а что до обличья, так рассмотрел гостя ещё тогда, когда сторожа, скрутив излиха любопытному руки, доставила его к нему. В свою очередь гость с интересом всматривался в Гостомысла.
«Не смерд и не торговый гость, — прикидывал Гостомысл. — Воин. Ишь как сидит, в любой миг вскочить готов. Добрую выучку прошёл. Силы изрядной. Не стар. Тридцати летов будет ли...»
— Говорят, ты настойчиво разыскивал меня. Я — Гостомысл. Пошто понадобился тебе?
— Прости... — гость замялся, не зная, как обратиться к Гостомыслу, и обратился привычно: — ...князь. Твой дружинник... — повёл глазами на Мстивоя. — Моё слово тайное...
— У меня нет тайн от моего воеводы, — ответил Гостомысл. — Говори, мы слушаем тебя со всем вниманием. Но вначале молви: кто ты?
— Я — Синеус, сын старейшины бодричей Годослава, что принял смерть от руки короля данов Готфрида. Не знаю, дошла ли до вас весть о том.
— Дошла, — склонил голову Гостомысл. — Славен был князь-старейшина Годослав, пусть радуется его душа в чертогах Святовита. Помнится, у него было три сына...
— Рюрик и Трувор нынче у ранов. Рюрик и отправил меня сюда. Ярл
Гостомысл встал, протянул руку Синеусу. Поднялся, взволнованный, и Мстивой.
— Передай Рюрику: буду ждать его с дружиной весной. Сядем, други, обмыслим всё...
Сеча была злая. Торир понял свою ошибку слишком поздно. Не надо было выводить дружину из Хольмгарда. Следовало выгнать словен за стены града. Всех до единого. Их возмущение и гнев, может быть, обернулись бы против Гостомысла. Теперь поздно гадать. Дружина в бою, и пусть возрадуется Один, его викинги не отступят. Но откуда появился на поле свежий отряд воинов? Это не хольмгардцы. У многих щиты с его далёкой полузабытой родины — земли долин и фиордов. Неужели Гостомысл позвал какого-нибудь обиженного ярла? Прочь глупые вопросы! Для них найдётся время после победы.
Кипела битва. Конунгу не было равных противников. Удар, ещё удар. Словене пятятся, не решаясь напасть. Можно осмотреться. Проклятье. Этот новый отряд разрушил строй его дружины. Каждый сражается в одиночку. Это опасно. Хольмгардцев слишком много. И не только их. К Гостомыслу пришли весь и чудины. И ещё эти, неизвестные...
— Сомкни ряды! — кричит Торир. — Держи строй!
Не слышат. Сошлись грудь в грудь. Кажется, только Торстейн держит свою дружину в кулаке — ощетинились копьями, пробивают стену хольмгардцев. Где вы, верные Торгрим и Аудун? Вместе с Одином из Вальгаллы следите за этой битвой. Жаль. Ваши мечи пригодились бы на этом поле...
Привычна и легка тяжесть «Жаждущего битвы». Мой меч ещё не насытился кровью словен, я — тоже. Смотри, если успеешь, каким ударом владеет не конунг-князь, а ярл Торир. На колено и снизу вверх, под щит, под доспех, с поворотом.
Рухнул Мстивой. Даже не вскрикнул.
— Друг! Воевода! — разнёсся над полем сечи гневом и болью наполненный голос Гостомысла. — Конунг Торир, вызываю тебя на поединок!
Замерло поле. Враги опустили оружие. Блаженный миг передышки. Поединок предводителей. Пусть их рассудят боги.
И в эту тишину, нарушаемую хриплым дыханием сотен людей, ворвался другой голос:
— Князь Гостомысл, он — мой! Ты обещал...
Под сотнями глаз шагал к Ториру воевода неузнанной дружины. Не торопился. Закинул щит за спину. Кряжистую фигуру облегала кольчатая рубаха. Меч опущен к земле. Голубые глаза из-под шлема неотрывно смотрят на Торира. В них — радость предстоящей схватки. Остановился. Лишь два шага разделяют их.
— Я — Рюрик, сын старейшины бодричей Годослава. Ты хитростью пленил его у Рарога...