Варяги
Шрифт:
— Ты — чужеземец, — глубоким чистым голосом сказал он. — Не из бодричей и лютичей. Наверное, из той далёкой восточной земли, чьи посланцы прибыли к воеводе Рюрику.
— Да, я из Новеграда, — подтвердил Михолап.
— Потому ты и не знаешь святилища нашего Святовита. Не надо заглядывать в щёлку. Святовит открыт для всех. Вход вон с той стороны. Иди, поклонись Святовиту...
Старик ввёл Михолапа в полутёмное помещение, поклонился изваянию и неслышно удалился в тёмный угол, оставив дружинника одного.
Много выше человеческого роста было изваяние. Мощь и сила исходили от Святовита. В спокойной и вместе с тем настороженной позе воина стоял бог. Могучие ноги, тяжёлые на вид
«Так вот перед каким Святовитом клялся воевода Рюрик отомстить Ториру за гибель отца, — припомнил Михолап скупые слова дружинников Рюрика там, в Новеграде. — Да, клятва перед ним — это... — Он не нашёл подходящего определения для такой клятвы, но одобрил стремление воеводы встретиться со своим противником. — Это бог воинов. Хотя наш Перун не хуже будет», — и с опаской оглянулся: не подслушивает ли кто тайное.
После святилища потянуло к людям. Их жилища тесно лепились одно к другому, прижимались к валу, и он заторопился туда, забыв о желании поглядеть на торжище. В этом граде, рядом со Святовитом, его могло и не быть. Хотя Михолап не сомневался: коли в граде живут люди, то они заняты не только делами бога, есть у них и свои людские заботы. Жизнь без забот да радостей обойтись не может.
За подтверждением далеко брести не пришлось. В одном месте наткнулся он на весёлое заведение — кружало. По запаху признал да по шуму. Заглянул. За столами сидели люди, видом не горожане, скорее на дружинников смахивали. Стучали оловянными кружками, горланили что-то. Увидев чужого, примолкли. Один было начал подниматься, но, встретив взгляд Михолапа, сел — оценил по достоинству. В углу примостился хозяин. Не глядя на бражничающих, Михолап подошёл к нему. Кинул мелкую серебрушку, тот поймал на лету, сунул за щёку, с опаской оглянулся. Подал братину. Михолап принял, не стал искать кружку, осушил одним духом, поморщился. Не понравилось. Молча пошёл к выходу. На пороге обернулся. Смотрели на него расширенными глазами: экую братину враз выдул.
Странный град. «Мор тут был, что ли? — думал он. — Где люди-то? Вон мелькнул кто-то, и как ветром сдуло его. Чудеса».
В другом месте услышал постукивание молотка по железу. Гарью угольной пахнуло.
«Кузня, — обрадовался Михолап. — Ин зайду. Глянуть надо, какие тут ковали...»
Он толкнул низкую дверь, с удовольствием прислушался к её скрипу, втянул широкими ноздрями знакомые запахи — хорошо, совсем как в Новеграде.
На наковальне пламенел кусок железа. Трое с недоумением глядели на дружинника. Средний, коваль видно, держал железо длинными клещами, помоложе — выученик, решил Михолап, — с испугу опустил молот себе на ногу, третий, почище одетый, заказчик, стало быть, пятился потихоньку к горну.
— Не бойтесь, — громко сказал Михолап. — Робьте, — и махнул рукой. — Я просто так, погляжу — и всё, — и заулыбался, чтобы приободрить их. Кузнец в ответ тоже несмело улыбнулся. Глядя на него, оживился и помощник. Заказчик же, пятясь, оказался за спиной Михолапа и юркнул за дверь. Дружинник с недоумением посмотрел ему вслед, ещё шире улыбнулся кузнецам.
— Робьте, — предложил им, — железо стынет, — и ткнул пальцем в наковальню. Кузнец кинул мимолётный взгляд туда же, но остался стоять перед странным посетителем.
— Может, почтенному воину надо что-нибудь починить? — наконец робко спросил он.
— Ничего не надо чинить, — осклабился Михолап. — Всё у меня ладно — и меч, и нож. Вот разве меня подковать, чтобы быстрее бегал, — и захохотал, довольный своей шуткой. — Эх вы, робкие да боязливые, — в сердцах молвил он.
— О-о!.. — воскликнул кузнец и маленьким молотком застучал по заготовке, показывая, куда бить. Михолап махал молотом играючи. Мешал меч, но отстёгивать его было некогда — железо остывало.
Махнул кузнец молотком, давая знак прекратить работу, бросил поковку в горн, смахнул пот со лба, протянул руку Михолапу. Была она не маленькая, но утонула в лапище дружинника.
— А что выйдет-то? — спросил Михолап.
Кузнец наклонился, откуда-то снизу достал топор, подал гостю.
— Добрая секира, — тщательно осмотрев поковку, определил Михолап. Глянул в горн — железо доспевало. Неторопливо отстегнул меч, поставил в сторону, взял молот и приглашающе махнул рукой: «Давай». Кузнец не заставил себя ждать...
Хорошо размял кости дружинник. Хотя и казался молот лёгкой игрушкой, да вскоре прошиб пот и Михолапа. Работал истово, как бывало когда-то у себя в Новеграде, в кузне Радомысла.
Молодой помощник кузнеца, раздувая мех, украдкой поглядывал на солнечный луч, пробивающийся через щель в крыше навеса и медленно ползущий по земляному полу кузницы. Утомился и кузнец. Он уже несколько раз предлагал Михолапу отдохнуть, но тот не выпускал молота из рук. Весёлый перезвон железа далеко разносился вокруг.
Этот перезвон и привлёк незваных гостей. Михолап не слышал скрипа дверей. Поглощённый работой, он стоял к ним спиной, и только по тому, как дёрнулась непроизвольно рука кузнеца, едва не сбросив с наковальни раскалённую полосу металла, почувствовал, что на него смотрят. Круто повернулся. На пороге стояли пятеро. Те самые, из кружала. Лицо кузнеца, даже под слоем копоти и сажи, побелело. Помощник бросился в угол.
А гости, не обращая внимания на хозяев, потянулись к полкам. Ослеплённые сумраком кузницы, не сразу разобрались, где что лежит. Но вот один наткнулся на меч Михолапа. Михолап одним прыжком достиг татя. Не успел тот и дотянуться до чужого меча, как от мощного удара вылетел за двери. Сверкнул холодным блеском харалужный клинок. Попятились наглецы, признали в страшном кузнеце дружинника, что приплыл от словен со своим старейшиной к воеводе Рюрику. И протрезвели сразу, вспомнив строгий наказ: ссор и драк с гостями не заводить.
Озираясь на меч дружинника, воины покинули кузницу.
— И как вы тут, бедолаги, живете? — мрачно спросил дружинник и, не дожидаясь ответа, в недоумении передёрнул плечами. — Где это видано — врываться в кузню, без спроса хватать, что узрел. У нас ушкуи и то так не делают. Да очнись ты, — коснулся он плеча кузнеца. — Ушли, чать, и рукоделье побросали...
Кузнец заговорил — быстро, взволнованно:
— Ты добрый человек. Наверное, тебя послал к нам Святовит. Спрашиваешь, как живём? Вот так и живём. Передающему волю бога не до нас. Как только поселился рядом с Арконой бодрич Рюрик, наш воевода Боремир наполнил град своими дружинниками. Воин есть воин, он не ценит труда ремесленника. Может забрать всё, что подвернётся под руку. Особенно когда во хмелю, как эти. — В уголках печальных голубых глаз мастера — давно ли они озорно, с хитринкой смотрели на неведомо откуда свалившегося молотобойца — застыли слёзы. — Мы принесли жертву Святовиту и жалобу передающему его волю, он даже не дослушал нас, ушёл в святилище. Конечно, Святовит — бог воинов. Но разве могут воины обойтись без нас? — спросили мы воеводу Боремира. Он согласился: да, не могут, и обещал унять чересчур наглых. Но ты видел сам. Правда, я не знаю, чьи это воины — Боремира или Рюрика. Не вижу разницы. Придётся уходить из Арконы.