Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь
Шрифт:
– Жаль, что не добил, – проворчал Лунд. – Лучше бы всех их – волкам на поживу. Послы эти десять дней тут терлись. Послы! Я им – пир устроил, а они даже не отдарились. С княгиней монашек этот раз пять встречался. Диадему ей поднес. Парчу да каменья красные. Мне – ничего. И после пира ко мне – ни ногой. С местными боярами-недобитками больше пива выпили, чем у меня на пиру. О чем им с княгиней говорить? А уж с местными – тем более! К князю едут – со мной должны беседовать. Я тут – рука княжья!
– Да ладно! – успокаивающе произнес Славка. – Было бы настоящее посольство – из людей нарочитых, тогда другое дело. А это
– А княгине, значит, ровня? – оскалился Лунд. – Ты сам здешний, сотник. Тебя с виду от кривича и не отличишь. Но ты – воин. Я помню, как ты с нами дрался, когда Полоцк брали. Был враг, теперь – друг. Конунг тебя поднял. Значит – достоин. Я тебе так скажу, сотник: очень хорошо, что конунг Роговолтову дочь к себе забирает. Я каждую ночь, как спать ложусь, думаю: вот найдется среди полочан добрый воин, вроде тебя, и объявит, что берет Рогнеду от Владимира себе в жены. И будет бунт. Потому что за Рогнедой местные – пойдут. Уверен. Даже если и усмирим бунтовщиков – всё равно конунг не похвалит. А если не усмирим…
– Тогда придет Владимир с ратью, – перебил Лунда Славка. – И сровняет Полоцк с землей.
– Он придет – а тут уже лехитское войско сидит. От Гнездно досюда не дальше, чем от Киева. Пойдем, сотник, выпьем да перекусим. Ты приехал, так что теперь тревоги мои – дело прошлое.
Сказал так Лунд, однако незаметно было, чтобы тревоги его грызть перестали.
И за трапезой наместник полоцкий не переставал жаловаться:
– Неспокойно в княжестве, сотник, ох, неспокойно. В самом городе моя власть еще держится, на реке – тоже. А вот в лесах – каждый сам себе хозяин. Лесовики дань не несут. Погосты [66] пусты.
66
На всякий случай напоминаю: погостом в те времена называлось место, куда свозили оброк. На погосте останавливался (гостил) князь с дружиной во время полюдья. Позднее погостом стали называть сельский приход, то есть церковь с домами попа и причта, а также располагавшееся здесь же сельское кладбище.
Людей за мытом посылал – ни людей, ни мыта. По дорогам меньше чем полусотней ехать – опасно. Народец в обозы сбивается. Что вы вдвоем дошли – удача немалая.
– Бог хранил. – Антиф, сидевший по правую руку Славки, перекрестился.
– О! Да этот гридь – ромейской веры! – зычно удивился приглашенный на пиршество и уже порядком набравшийся дан Хривла. – А мне врали, что Владимир всех христиан из Киева повывел. Один отец твой, Богуслав, да родичи его и остались. Или вы – сродники?
– Побратимы. – Славка приобнял за плечи напрягшегося Антифа.
– Это хорошо! – одобрил Хривла. Поднялся, вздел полный пива рог и возгласил:
Коль в секирном звоне,В танце стрел кровавомБрата брат отыщет,Крепче нет союза,Радости нет больше,Чем тростник валькирийВыкосить мечами,Вранам снедь готовя,ВместеОсушил рог досуха, грянул его об пол… И сам грянулся – лицом в блюдо с жареными куропатками.
– Добрая виса! – сказал Лунд по-свейски. – И воин добрый. Жаль мне его отпускать. Сколько мы с ним прошли вместе… С ним и конунгом нашим Вальдамаром. – Наместник с удовольствием окунулся в воспоминания: – Вот однажды пришли мы с конунгом нашим да ярлом Дагмаром в шесть кораблей на землю франков…
Сидели долго. Лунд всё рассказывал и рассказывал. А речь его становилась всё невнятнее…
Славка на пиво не очень налегал. Как чувствовал.
Едва разошлись по покоям, едва лишь закрыл Славка за собой двери, как в них негромко постучали.
Девка. Славка подумал: Лунд прислал. Симпатичная девка. Даже чем-то на Рогнеду похожа. Но – не Рогнеда.
– Прочь, – сказал он равнодушно. – Ты мне не нужна.
Девка не обиделась. Оглянулась по сторонам опасливо, шепнула:
– Княгиня зовет. Ступай за мной.
И заторопилась по коридору. Славке ничего не оставалось, как последовать за ней.
Идти к новой Рогнеде было ему страшновато. Он любил… Но ее ли? Что осталось в надменной правительнице от той жаркой юницы, что обнимала его в страшное время осады?
В покои Славка вошел один. Девка постучала хитрым стуком и толкнула Славку к дверям.
Затворив за собой двери, Славка на несколько мгновений замер, прислушиваясь и принюхиваясь. По извечной привычке воина. Пахло в покоях сладко. Благовониями, женщиной, грудным молоком. Дыхание слышалось лишь одно: быстрое, прерывистое. Беспокойное. А вот голос, который окликнул Славку, прозвучал ровно, даже насмешливо.
– Чего испугался, гридь? Засады здесь нет, только мы.
Не колеблясь более, Славка откинул парчу, разделявшую покои и альков.
Недолго он удивлялся этому «мы». На краю широкого ложа сидела Рогнеда. Простоволосая, в длинной рубахе из паволоки с красной обережной вышивкой. Очень красивая, совсем не суровая, а мягкая и теплая даже с виду. Рядом, в резной люльке под крохотным балдахинчиком спал младенец.
Рогнеда встала, откинула голову, пропустила пальцы сквозь густые золотистые волосы…
Нет, она все-таки изменилась. Округлилась по-женски, налилась молочной белизной, бедра стали шире и тяжелее. Только маленькие ножки остались такими же маленькими.
Рогнеда замерла с поднятыми руками, тяжелая грудь приподнялась, губки раскрылись…
Внезапно Славка догадался: она так же тревожится, как и он. Не уверена в своей красоте, не знает, как отнесется к ней Славка теперь…
Славка сразу успокоился. Рогнеда больше не была неприступной княгиней. Она – просто женщина. Его женщина.
Славка улыбнулся как умел – неотразимо, шагнул назад (занавес упал, разделив их ненадолго), задвинул засов, вновь откинул парчу, подхватил свою любимую, прижал к груди…
– Погоди, – прошептала Рогнеда, оттолкнув Славкины нетерпеливые руки. – Взгляни сначала…
И откинула балдахинчик с люльки.
Внутри, уютно свернувшись, спал младенец. Обычный младенец, крепенький, розовый, с белыми кудряшками. Младенец как младенец. Здоровый с виду, но совсем обычный. И не скажешь, что княжич.