Варяжский десант
Шрифт:
Однако, несмотря на неимоверные усилия, в гонках с призом в два континента – Северную и Южную Америку – сохранялся статус кво. Справа и первым шел Бьярни, слева, отставая от него на три четверти корпуса, – Кальв, в середине, отстав еще на четверть корпуса от Кальва, – Сигурд.
До берега оставалось уже не больше ста пятидесяти весельных взмахов.
Сигурд почувствовал, что он не в силах наблюдать, как победа, безусловно обязанная принадлежать ему – в полном соответствии с его достоинствами, качествами и предназначением, – дразнит его разум, упорно прикидываясь все
Сигурд покинул нос и, подойдя поближе к гребцам, крикнул:
– Гребите, деревья бури оружия!
– Что он кричит? – спросил юный Бард вполголоса, склоняясь к уху Торхадда Мельдуна, сына Вулкана, старого шкипера.
– «Буря оружия» – это означает битва. «Деревья бури оружия» – воины.
– Ярл стал изъясняться языком саг! – восхищенно шепнул Бард.
– Да, – согласился старик. – Совсем ледником двинулся. Сейчас айсберг отколется. Еще сто – сто двадцать гребков – и звездец.
– Что, Торхадд, – обратился Сигурд к шкиперу, – бормочешь? Молишься?
– Ты близок к истине, ярл, – кивнул Торхадд.
– Я знаю, что делать! – вдруг вскрикнул Бард. – Я вспомнил! Есть сага, в которой был найден способ победить, отставая!
– Есть такая сага, – кивнул, подтверждая, Торхадд Мельдун, сын Вулкана.
– Поведай ее, раз ты вспомнил! – Сигурд повернулся к юноше.
– С радостью! – Бард махнул рукой, призывая к вниманию, и начал: – Олавом Белым звали одного конунга. Он был сыном конунга Ингьяльда и сыном Халльдоры, внуком Хальвдана Белая Нога, конунга уппландцев. Он был женат, и его сыновей звали Торбьерн и Торгейр. Оба они выросли у него в доме и подавали большие надежды прохожим пилигримам, просившим подаяние. Однажды Олав Белый и оба его сына умерли. Но у Олава была еще и дочь. Дочь Олава звали Гудрид, она была красива и замечательна во всем, что она делала, когда ее никто не видел. Гудрид с детства жила на воспитании у Орма, друга Олава, жившего у Орлиной Скалы. Она жила у Орма, так как он ее с младенческих лет очень любил, любил по-настоящему, не так, как отец, а покрепче, в то время как она, красавица Гудрид, жила у него, у Орма, потому что, когда выросла, не хотела работать, но выгнать себя не давала…
Мощная оплеуха кинула Барда к самому борту, остановив поток его красноречия.
– Все! – отрезал Сигурд. – Заткни водопад. Торхадд, расскажи ты!
– Есть сага о твоем деде, который также участвовал в гонках за земли, названные позже «Острова Тюр». Он отставал в гонке, твой дед, великий конунг Одд… Но он отрубил себе кисть руки и кинул ее вперед, на приближающийся берег… Его рука первая коснулась земли! – Старик закрыл глаза, вспоминая. – Я помню. Я был на ладье твоего деда, когда это случилось…
Сигурд задумался.
До берега оставалось еще взмахов семьдесят.
– И что? – прервал молчание ярл. – Чем кончилась эта замечательная сага?
– Твой дед стал владыкой земли Острова Тюр.
– Это я знаю. Но какое отношение имеет земля Острова Тюр к этим новым землям? Никто не поверит, что это еще один остров Тюр.
– Подумай еще, – посоветовал шкипер. – Ты уже на верном пути!
До берега
– Я понял! – вскричал вдруг Сигурд и, рухнув на колени перед колодой для разделки мяса, положил на нее руки. – Руби! – крикнул он только что пришедшему в себя от оплеухи Барду. – Руби мне руку! Кисть! Кисть отруби!
Бард обалдело посмотрел на Торхадда Мельдуна, сына Вулкана, старого шкипера. Тот печально кивнул, одобряя:
– Только кисть отруби ему, понял?! – Старик, нащупав за колодой секиру, протянул ее Барду рукоятью вперед: – Только кисть!
Сигурд, не вставая, стремительно оглянулся: берег наплывал, наезжал, накатывался: тридцать гребков, не больше!
Тридцать!
– Чтоб с одного удара! Руби!!!
Секира сочно хряпнула и, отрубив кисть, врезалась на треть лезвия в колоду.
Сигурд, еще не ощутивший боли, поднял изуродованную руку.
Мгновение можно было разглядеть белеющие торцы разрубленной локтевой и лучевой кости, но тут же кровь, хлынув из обрубка, скрыла их.
– Смотри! – крикнул кто-то тревожно на ладье Кальва, слева и спереди. – Сигурд победит, не Бьярни! Сигурд отрубил себе руку!
Сигурд стиснул зубы.
Кровь из обрубка хлестала ручьем.
Ужас от содеянного вместе с волной боли накатил на ярла; губы его мгновенно посинели, на лбу выступил пот.
Сигурд пошатнулся и, широко распахнув глаза, посмотрел на свои руки: целую и искалеченную.
Скрипнув бессильно зубами, он повернулся к Барду:
– Ты же мне правую отрубил! Нумудак!* Я что, левша разве? Как я теперь левой кидать буду?!. А??! Прикинь!
Бард отшатнулся, поднеся скрюченные пальцы обеих рук к полуоткрытому рту, будто собрался отгрызть самому себе пальцы.
Старый шкипер Торхадда закрыл ладонью лицо. Плечи его сотрясались – то ли от смеха, то ли от рыдания.
Подскочивший сзади викинг, выполнявший, видно, роль лекаря, быстро перехватил руку Сигурда жгутом из толстой пеньковой веревки.
Оставалось пятнадцать гребков…
– Эй! – крикнули слева, с ладьи Кальва.
Все посмотрели туда.
На баке, возле своего правого борта, стоял торжествующий Кальв.
Торжествующий Кальв держал свою левую кисть в своей правой руке.
– Кальв умный! – крикнул Кальв. – Кальв отрубил левую руку! Кальв победит!
Высунув язык, Кальв поболтал им, дразня Сигурда, а затем, спрятав язык назад, в рот, покрутил себе у виска пальцами своей отрубленной кисти.
Сигурд, покраснев от ярости, как помидор, судорожно глотал воздух, не в силах найти нужных слов и подходящих случаю выражений.
Кальв подмигнул ему и, надув щеки, издал губами неприличный звук…
Сигурд отвернулся, скрипя от злобы зубами.
Оставалось меньше десяти гребков.
Все взоры были устремлены на быстро приближающуюся кромку прибоя.
Все ждали финала, развязки.
Кальв, уже замахнувшись своей левой кистью, стоял на баке у правого борта, весь изогнувшись, напружинясь, готовый, разогнавшись, в три прыжка метнуть руку с самого носа, – только в последний момент, только наверняка.