Варяжский десант
Шрифт:
– Отец говорил, что там все чисто.
– Отец забыл «Прометея», запойного инженера Сальникова, которого он сам и вывозил. Вот единственное, что меня настораживает в отношении твоего отца, – его слабое знание психологии. А человеческий фактор – серьезнейший момент. Важнее любого штрих-кодера. У меня в юности был случай, когда молодая девушка, майор, в 1812 году подожгла Москву на час раньше положенного по истории срока и постарела сразу на шестьдесят лет… Это был человеческий фактор, а мы, ломая головы, чуть с ума не сошли тогда, помню…
– Это интересно! – встрепенулся Алексей. – Загадки я люблю.
Коптин кинул взгляд на часы и, поняв, что Алексея ему удалось зацепить за живое, с облегчением кивнул:
– Успеваю. Ну, слушай… – начал он. – Дело было так…
– Так
– А она действительно постарела? Или просто поседела от страха, когда поняла, что Москву подожгла?
– Нет. Именно постарела. Во всех смыслах. Зубы выпали, мышцы дряблые, пигментные пятна – полный комплект. Умирать буду, не забуду, как мы ее тащили – мне чуть кишки все наружу не вывернуло от перенапряжения! Ну ладно. Все ж таки успели!
– А тут что, в Москве?
– В Москве ее положили на обследование в госпиталь, установили новый биологический возраст – восемьдесят пять лет…
– И что с ней потом? – Подумав, Алексей вдруг хитровато улыбнулся: – Мне кажется, что через небольшое время ваша Валечка снова помолодела, вернувшись в свои биологические двадцать шесть. Сама собой?
– Именно, – хмыкнул Коптин несколько озадаченно. – Похоже, ты на верном пути…
– Я думаю, – продолжил Алексей, – что после вечерних процедур старушка вышла в скверик при госпитале погулять, подышать перед сном свежим воздухом и неожиданно для всех вновь помолодела. Пошла погулять старухой, а в палату свою вернулась молодой красавицей?
– Точно. Ты догадался?
– А что ж тут такого сложного? Просто старая и юная Валя Дроздова из двух параллельных миров на несколько дней поменялись друг с другом местами, а потом «разменялись» опять, разошлись по своим местам-мирам-временам. «Принц и нищий» эта история называется. Но вот зачем они это сделали, я не знаю, конечно.
– Это мы выяснили. Завадский, который был тогда с нами третьим, в 1812 году, по долгу службы рыл одно дело и толкался в параллельных мирах, очень близких нашему. Его самого, Завадского, кстати, с трудом удалось вернуть в наш мир после одной его истории со стрельцами в кабаке, в петровские времена… В сентябре 1698-го… А когда мы его вернули, вытащили, он как раз начал заниматься различными накладками, возникающими при путешествиях во времени. Ну, совсем близких. Просто почти совпадающих. Так вот, среди совсем близких нашему миров он нашел один, в котором этой истории со старением вообще не было. В Москве в 1812-м наша группа побывала, сеновал Валентина окурком подожгла, пожар мы потушить не смогли. Москва загорелась на час раньше, а мы все трое еле успели вовремя стартовать, бежали на горку из последних сил, до рвоты выложились. Но, повторяю, никто не постарел. Да и вообще никаких последствий преждевременного начала пожара не было. Единственное, что группу, допустившую такой ужасный проступок, чреватый бог знает чем, естественно, расформировали. Кого куда, а Валентину загнали на Дальний Восток, потом в командировки посылали ее черт знает куда – к скифам, неандертальцам, в Древнюю Грецию, Рим… Ну, она, как и все женщины, надолго дом оставлять не хотела, возвращалась, конечно, через пару минут после того, как убывала… А командировки бывали и длительные – полгода, год, два года, десять лет – с питекантропами там или с Сократом тем же, положим, быстро кашу не сваришь, надо беседовать, уважение показать… Словом, к 1994 году ей по документам – тридцать, а реальный биологический возраст – восемьдесят пять. Слава богу, кругом все свои, все понимают. Пробили ей почетную пенсию, она уж генерал-майор к тому времени была, три боевых ордена за одного синантропа получила, ну и так далее… Провожать на заслуженный покой решили торжественно – во Дворце дальневосточного хроноразведчика… А перед выходом Валентины на сцену, в президиум, кто-то там, еще в гримерной, возьми и спроси ее: «Что было самое тяжелое в жизни, Валентина Константиновна?» Она отвечает: «Да в молодости,
– А, вот в чем дело-то!
– Ну да! Улучили они момент, когда Валька наша в сени убежала, чтоб из дома к горящему сеновалу попасть. В этот момент она с наших глаз скрылась – ну, тут их и подменили, хохмы ради. Только и всего! А во Дворце дальневосточного хроноразведчика тоже весело получилось. Объявляют: «Генерал-майор Дроздова Валентина Константиновна… тыры-пыры… из своих биологических восьмидесяти пяти лет шестьдесят два биологических года отдавшая хроноразведке!» И тут выходит на сцену, садится на почетное место в президиуме – ветеран из ветеранов, три боевых ордена, правнуков, правнучек не счесть – двадцатишестилетняя красивая девчушка… По залу – стон… Ну потом, конечно, через недельку, шутники-полковники их назад поменяли. Прабабушка вновь стала прабабушкой – отметив юбилей с молодым задором, конечно… Ну а в госпитале старая Валентина Константиновна Дроздова снова помолодела совершенно внезапно… И все бы оно ничего, да кто-то нажал на штрих-кодер и сделал этот параллельный мир нашим основным – тот, который с заменой. Задал головной боли нашим хроноаналитикам-экспертам – ну, до бровей…
– Неплохо… – задумчиво сказал Алексей. – С самим собой из другого возраста на время поменяться…
– Да, – согласился Коптин. – Я бы поменялся. Я даже бы совсем ушел… – Он осекся, почувствовав, что в порыве сказал лишнее.
– В какой же возраст вы ушли бы, если не секрет? – встрепенулся Алексей.
– Тут дело не в возрасте, – отвернулся Коптин. – Тут вопрос не «куда?», а «зачем?».
– Любовь, – совершенно серьезно сказал Алексей.
– Будем считать, – кивнул Коптин.
– Кто ж вам мешает? Дети? Внуки? Жена?
– У меня никого нет. – Коптин посмотрел прямо в глаза Алексею. – Все это я оставил в феврале 1584 года. От всего отказался. Смалодушничал.
– А что ж тогда теперь не вернуть, не исправить?
– Штрих-коды экспедиционных точек засекретили. Я пытался искать на авось, но…
– Но вы же разведчик! Секрет можно выкрасть, раскрыть…
– Конечно. Но все не так просто. Я знаю одно, как заговор, как заклинание: если башни-«близнецы» устоят, то я вернусь к ней. Я вернусь!
– Башни-«близнецы»? Это из «Властелина колец», что ли?
– Нет. Мои башни-«близнецы» есть на самом деле. Это два небоскреба. Через несколько дней им предстоит рухнуть. Но они должны устоять, понимаешь? Они должны устоять!
– Понимаю. Догадываюсь даже, что если они небоскребы, то, наверное, они в Америке.
– Нью-Йорк, на Манхэттене. Если бы Америка была чуть-чуть другой, они устояли б… Чуть-чуть другой… Немного другой… Слегка другой… Если Америка сильно изменится, башен не будет вообще. Их не построят… Или… Словом, сильно менять Штаты нельзя – смысл тогда пропадет. Надо чуть-чуть… Только чтоб башни мои устояли!
– Так вот зачем папа высаживать викингов двинул…
– Ну, не только, – возразил Коптин и замолчал.
– Вы тоже врать не мастер, знаете?
– Я знаю одно, Алексей: башни должны устоять!
– Раз папа взялся – устоят!
– Тут дело зависит не только от твоего отца.
– Конечно. Но за что отец взялся, то он железно сделает!
– Надеюсь…
– А можно еще вопрос?
– Сыпь.
– Зачем вы мне все это рассказали?
– Не знаю. Может, некому больше… А скорее всего, чтобы… – Коптин улыбнулся, достал свою визитку и положил на стол перед Алексеем, – завербовать тебя. Чтобы ты меня держал в курсе, а я бы сообщал тебе все, что буду узнавать… Я рассказал тебе, чтобы сделать тебя своим союзником… Да нет, скромнее – хотя бы сторонником. Не противником.