Вас зовут «Четверть третьего»?

Сборник

Но это – там, далеко, здесь меня окружала рычащая, дрожащая, бьющаяся о стены тьма…

Волосы шевелились на голове, по спине текли струйки пота…

Снаружи постепенно затихало, а здесь, в утробе, все ходили от стены к стене волны гула, как ворчание растревоженного зверя.

Натыкаясь на камни, стены, я искал фонарь. Луч ударил – в лицо, ослепил, я метнул его в сторону выхода. Но выхода не было – завален скалой, один взгляд определил, что в ней тысячи тонн…

Озеро затихло, лишь мелкая рябь морщила поверхность. По стенам, во всю

длину, разбежались трещины… Из глубины подземелья слышался шум, которого прежде не было: из щели била струя воды, уже отыскавшая путь к озеру. Я понял главное: пещера до потолка наполнится водой…

Конец, конец…

…Внизу, где завалило вход, слабое сияние…

Запустил под скалу руку, до плеча. Сток был, но конца скале не было.

Но я могу подать весть о себе – бросить на произвол потока.

А принесет он ее людям, друзьям?

Все равно мысль воодушевила. Есть запасная батарейка – несколько часов света! И я написал все это…

…А сейчас вода прибывает, залила пол. Уйти некуда. Приток ее больше – заполнит пещеру, как бутылку…

Лотос – что с ним? Да вот он: на воде странные отблески. Это цветы. Они так непрочно сидели в грунте!.. Гибнут? Не может быть!

Лотос размножается отростками! Если сбросить воду до прежнего уровня, они прорастут. Только бы дошла весть!

Что у меня есть непромокаемого? Термос. Вложу в него тетрадь.

О чем еще?..

Да, пусть знают: я совершил самую страшную ошибку – обманул коллектив, отдалился от людей. Если бы не один… если бы знали, куда пошел, вы, товарищи, спасли бы… Не меня – лотос!

А я пренебрег коллективом и, значит, погиб.

Сколько прошло времени? Вода по грудь. Установился медленный круговорот от стены к стене.

Цветы проплывают мимо. Иногда я беру их в руки, целую. И мне вспоминается Ирина, ее глаза, синее небо, там, над лагерем…

Товарищи, прощайте!

Все равно золотой лотос есть! Не теряйте надежды, вы его найдете! Кладу цветок между страницами…

Вода коснулась губ. Тело цепенеет от холода.

Стою на цыпочках… Тетрадь не входит в термос.

Разрываю на части…»

Между последними листами – тонкий узор пепельно-серых жилок – все, что осталось от чудесного цветка, – щепотка золы…

Рассуждать было некогда:

– Искать! Немедленно!

Но если записи Анатолия почти сохранились, хуже было с картой местности. Вода, проникшая внутрь, смыла фиолетовый карандаш, превратив рисунок в сплошное пятно. Смутно угадывались отроги Сарыкольского хребта, да в нижнем углу – нагорье и знак пункта, с которого Анатолий наблюдал три зубца. Ребята узнали это место. Поиски решили начать отсюда. Сделали срочный запрос Дмитрию Васильевичу. Ответ был – искать.

В тот же вечер трое ребят вышли к пункту, отмеченному Анатолием. Через день вернулись – ни зубцов, ни скал рассмотреть не могли: землетрясение, центр которого находился в Сарыколе, совершенно изменило вид местности.

Тогда бросились исследовать речку Киик-Су и все ее притоки.

Это

была громадная работа, отрядили девять человек, в том числе Ирину. С обеих сторон в речку вливались десятки ручьев, были такие, которые несли воду лишь во время дождей, в другие дни пересыхали. Обследовали и эти. Много раз останавливались перед красными скалами, но ручья и пещеры здесь не было. Шли дальше, встречали потоки, бьющие из-под скал, исчезавшие под землю. Дошли до истока Киик-Су и повернули обратно. Из всех предположений наиболее вороятным было – термос вынесен одним из подземных ручьев. Но каким?..

Бились семь суток и возвратились ни с чем.

Что же делать?

– Но Анатолий… Может, он жив?.. – умоляюще заглядывала Ирина в глаза каждому.

Взгляда ее не выдерживали, опускали головы.

Прошло еще два дня.

Вечером Федя Бычков возвращался с рыбалки.

Путь лежал берегом. Не доходя до лагеря метров восьмисот, он заметил на песке круглый серый предмет. Всмотрелся – шляпа геолога.

«Чья?» – подумал Федя.

Подошел вплотную и оцепенел. На полях черными нитками вышито: «А.Ф»… Перед отъездом из Хорога, сидя на его койке, его, Феди, иголкой эти буквы вышил на своей шляпе Анатолий Фрисман.

Федя поднял ее. На внутренней стороне сбились и запутались между фетром и клеенчатым ободком прядь длинных вьющихся волос…

Это были волосы Анатолия. Но теперь – совершенно седые…

Федя добрел до лагеря, положил шляпу в центре площадки… Из палаток выходили геологи, обнажали головы. Последней подошла Ирина, молча подняла шляпу. Прижала ее к груди, обернулась к нам:

– Не верю! – крикнула она. – Не может погибнуть! Он должен жить ради открытия! Но вы… Что же вы стоите, мужчины? Александр Гурьевич!..

Может, в этот момент под взглядом гневных и умоляющих глаз мы, как нельзя ближе, поняли всю трагедию Анатолия и его большую человечную цель. Да все ли сделано, чтобы найти товарища, лотос?

Ведь он открыл цветок, лотос существует!

Здесь же, на площадке, был намечен дальнейший план поисков.

– Ребята! – сказал я. – Задание наше завершено. Через неделю придут лошади, снимемся с лагеря. За это время мы обязаны – понимаете, обязаны! – найти Анатолия. Но если надо будет, задержимся до снега.

Наутро первая группа, шесть человек, вышла в путь. Взяли походную рацию, взрывчатку, теплое белье.

А по вершинам уже скользили снежные облака, долина пустела, последние гурты перегонялись на нижние пастбища. Утрами приходили заморозки, бросая по степи белые горсти инея.

С полудня четвертого августа налетела буря, заметалась по лагерю, топчась мягкими ступнями по белым бокам палаток. Ночью опрокинуло склад, разметало вещи, продукты. По тревоге были подняты все. Ветер налетал бешеным бегом, озеро шумело, бросалось брызгами. С бурей наступила угроза наводнения! Развели костер и в его зареве возводили со стороны озера защитный вал. К утру все были чуть живые от изнеможения.