Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа)
Шрифт:
— Тише! Читать мешаете!
— Ребята, я «Пионерскую правду» в библиотеку относила, а вы так кричите, что даже там слышно, — сказала, входя, Лида Зорина. — Что у вас тут такое?
Ребята, смеясь, рассказали ей.
— Солидный — это толстый. Сейчас только в библиотеке про один журнал сказали, что он солидный, — объяснила Лида.
— Но какой же я толстый? — обтягивая свою курточку, расшалившись, крикнул Одинцов. — Я спортсмен, человек без веса!
Он действительно был тоненький и на редкость легкий.
Ребята
— Одинцов, Одинцов! Это он тебя с Мазиным спутал! Это Мазин у нас солидный.
— Попадет вам сегодня! Лучше уходите скорей, — кричала Лида, — сейчас из читальни прибегут! И Сергей Николаевич еще не ушел. Он с Грозным в раздевалке разговаривает и, наверно, все слышит.
— Тише! — крикнул Васек. — Булгаков! Одинцов! Пойдем к Сергею Николаевичу! — Он обнял товарищей за плечи и пошептал им что-то.
— Не посадит он нас вместе — лучше не просить! — с сомнением сказал Саша.
— А может, и посадит. Попросим!
Все трое побежали в раздевалку. Сергей Николаевич, надевая калоши, разговаривал с Грозным.
— Еще эта школа семилеткой была, как я сюда пришел, еще Красным знаменем нас не награждали… — рассказывал старик.
— Сергей Николаевич! — запыхавшись, крикнул Одинцов. — У нас к вам просьба.
— Мы просим… — начал Саша.
— Разрешите нам сесть вместе! — возбужденно блестя глазами, сказал Васек. — Мы друзья.
Сергей Николаевич нахмурился:
— Я разговариваю с Иваном Васильевичем, а вы скатываетесь откуда-то сверху, перебиваете разговор взрослых… Что это такое?
— Простите, — покраснел Одинцов, — мы нечаянно… Мы боялись, что вы уйдете…
— А что вам нужно?
— Мы вот товарищи, мы хотели сесть в классе рядом, — запинаясь, пояснил Васек.
— Зачем? — строго спросил Сергей Николаевич. Мальчики оробели.
— Чтобы дружить втроем, — сказал Васек.
— Дружить втроем? — переспросил учитель. — Разве ваш класс делится на такие дружные тройки? А остальные в счет не идут?
— Да нет, мы просто друзья… ну, закадычные, что ли, — пояснил Одинцов.
— Допустим, что вы закадычные друзья. Это очень хорошо, но усаживаться со своей закадычной дружбой на одну парту — это совершенно лишнее. Я не разрешаю! — твердо сказал Сергей Николаевич — До свиданья!… До свиданья, Иван Васильевич!
— Счастливо! Счастливо! — заторопился Грозный, закрывая за ним дверь. — Что, не вышло ваше дело? — усмехнулся он, глядя на оторопевших ребят.
— Не вышло, — вздохнул Одинцов.
— Отменный учитель, просто-таки знаток вашего брата! — одобрительно сказал Грозный.
Нюра схватила свое пальтишко и выбежала из раздевалки. Она никак не могла успокоиться после сцены в пионерской комнате.
Осрамили. На смех подняли, а сами и вовсе ни одной строчки сочинить не умеют… И потом мама так хвалила ее за эти стихи. Разве мама меньше
Нюра снова вспомнила смех ребят и обидные остроты Одинцова.
Сами побыли бы на моем месте. Вот и пиши… Митя сказал: «Разве учатся за конфеты?» Может, не надо было писать про конфеты? И еще Митя сказал: «Пустые стихи. Разве у тебя нет других мыслей: о школе, о товарищах?…»
Нюра глубоко вздохнула и заспешила домой.
Папы дома не было. Папа всегда приходил поздно, и Нюра с мамой обедали одни. Когда девочка приходила из школы, стол уже был накрыт и около каждого прибора лежала нарядная салфеточка. Но сегодня мама запоздала и, крикнув Нюре: «Раздевайся!» — засуетилась у буфета. Нюра повесила пальто и, бросив на стул сумку, исподлобья взглянула на мать. Мария Ивановна расставляла тарелки, неестественно оттопыривая пальцы, с густо окрашенными в красный цвет острыми ноготками.
— А я, доченька, в парикмахерской была. Такая очередь! Все дамы, дамы… И все хотят быть красивыми! — Она поправила рыжую челку на лбу и с улыбкой взглянула на дочь: — Ну, как тебе нравится твоя мама?
Нюра бросилась на стул и, закрыв лицо руками, расплакалась.
— Ах, боже мой! Что с тобой? Что случилось?
Мария Ивановна испуганно заглядывала в лицо дочери, трясла ее за плечи:
— Да говори же! Я ведь ничего не понимаю! Что случилось?
Нюра сбивчиво рассказала про стихи, про насмешки ребят.
— А ты сама хвалила! Нарочно хвалила… И теперь все меня глупой считают… — всхлипывая, повторяла она.
Мария Ивановна гневно закричала на дочь:
— Перестань! Сию же минуту перестань!… Они тебе завидуют! Понимаешь ли ты? За-ви-ду-ют!
Слезы Нюры высохли. Она с изумлением глядела на мать.
Мария Ивановна презрительно сжала губы, сузила зеленоватые глаза и еще раз повторила:
— Завидуют!
Глава 16
ОБИДА
У Севы болело горло. Он уже три недели не ходил в школу. К нему забегала Лида Зорина. Она присаживалась на кончик стула, раскрывала свою сумку и, пока Малютин списывал с ее дневника заданные уроки, поспешно рассказывала ему все новости: Митя болен, без него скучно, ребята ходили его навещать. Трубачев все еще занимается с Мазиным. Мазин даже немножко похудел от этого. Стенгазету они делают без Мити.
Поболтав, Лида уходила. Сева с завистью смотрел, как мимо его окна пробегают школьники. Он чувствовал себя оторванным от товарищей, от школы. Во время болезни он много читал, пробовал рисовать, но после картины, отданной на выставку, никак не мог придумать чего-нибудь нового и говорил матери: