Васек Трубачев и его товарищи. Книга 3 (с иллюстрациями Фитингрофа)
Шрифт:
Глава 32
ЗАБЫТЫЙ ДНЕВНИК
На другой день Васек позвал к себе ребят, чтобы отдать им составленное расписание.
Большая часть времени уходила на занятия с Екатериной Алексеевной. Нашлись часы и для дежурства в госпитале, и даже на непредвиденные случаи отводилось полчаса в тот день, когда этот «случай случится».
Казалось, все было просто. Беспокоило только то, что по утрам не придется работать на пустыре.
—
— Конечно, может подумать, но что делать! Хорошо, что народу теперь прибавилось, есть кому помогать, — успокоил товарища Одинцов.
— Мне Иван Васильевич говорил — еще двое каких-то новеньких приходили, шестиклассники, — вспомнил Петя.
Васек снова взглянул на расписание. Нет, до чего все просто получилось! Можно и работать и учиться.
Конечно, трудно все-таки, но зато какая школа будет! Просторные окна, внутри широкий коридор, внизу большой зал. Все как полагается! Одна комната, в конце коридора, уже заранее намечена для шестого класса. Эта комната внизу… Вчера они убрали под се окнами мусор и немного вскопали землю.
Ребята размечтались…
Скоро они все вместе возьмутся за внутреннюю отделку и за ограду. Ограду они сделают очень нарядную, выкрасят в зеленый цвет и осенью на школьном дворе посадят деревья.
Было уже поздно. Васек заторопился:
— Ну, ребята, сейчас я каждому дам листок бумаги, перепишите себе начисто расписание, и чтобы уж никаких отговорок у нас не было!
Васек подошел к шкафу:
— Тут у папы бумага есть. И дневник наш тут лежит. Давно я его не смотрел!
— Какой дневник? Покажи, Васек!
Маленький круглый шкафчик замысловатой работы Павла Васильевича повернулся вокруг своей оси. Васек распахнул дверцы и взял с полочки знакомую всем толстую клеенчатую тетрадь. На первой странице ее было написано большими печатными буквами:
Ребята вскочили, налегли на стол. Одинцов с волнением дотронулся до гладкой черной обложки:
— Наш дневник!
— Как это мы могли о нем забыть! — удивились ребята. — Ведь здесь все написано! И про Митю, и про Матвеича, и про Степана Ильича.
Одинцов раскрыл последнюю страницу.
— «Хвеко-хвеля Хвео-хведин-хвецов…» — медленно прочитал он в конце.
— Мы должны закончить этот дневник и подарить его школе, чтобы все ребята узнали, какими героями были дед Михайло, Матвеич, Николай Григорьевич! — горячо сказал Васек.
— Мы положим этот дневник в пионерской комнате, чтобы все пионеры могли прочитать про Марину Ивановну, про нашу Валю, про всех… — заглядывая в тетрадь, предложила Лида.
— Конечно… Одинцов, поручаем тебе дописать этот дневник до конца! — торжественно обратился к товарищу Васек. — Сможешь?
— Смогу, конечно! Я все помню. А в случае чего, и вы поможете.
Польщенный довернем товарищей, он осторожно свернул в трубку тетрадь и спрятал ее за пазуху.
— Подожди прятать. Может, почитаем сейчас? Интересно ведь, как все было! — вопросительно глядя на ребят, сказал Петя Русаков.
Но Васек покачал головой:
— Не время сейчас. Давайте переписывать расписание… Кстати, Коля, пока ты будешь писать дневник, не ходи в госпиталь.
Одинцов запечалился:
— Мне очень Васю повидать хочется. Я только один раз схожу, ладно?
Глава 33
В ТОТ ЖЕ ВЕЧЕР
Когда ребята ушли, в комнату тихонько вошла тетя Дуня, поставила перед Васьком чай. Васек заметил, что чашка с блюдцем дребезжала в ее руке. «Устала…» — подумал он.
— Ну что ты все ходишь, тетя? Как будто я сам себе чая не налью!.. — с беспокойством сказал он. — Садись вот тут лучше. Посиди немножко.
— А что это ты пишешь? — присаживаясь к столу, поинтересовалась тетя Дуня.
Васек кратенько рассказал ей про свои дела: про учебу, про ремонт. Все это тетя Дуня слышала не раз, но всегда принимала близко к сердцу.
— Директор сегодня уже в учительской стол себе поставил, а Иван Васильевич скоро из госпиталя в новую школу переедет. У него здесь точь-в-точь такая же комнатка около раздевалки. Он в ней и ночует сейчас — боится, как бы кто материал по унес.
— Ну, это уж напрасно! — возмутилась тетя Дуня. — Кто ж это из школы материал унесет! Да таких злодеев-то во всем городе не найдется. Экий подозрительный старик стал!
— Да нет, может, и не оттого он ночует, а просто хочется ему сторожить… ну, по своей специальности работать, что ли.
— Но специальности — это другое дело. А на людей клеветать нечего. Школой все дорожат. Постоянно народ около нее толчется… Я тоже вчера проходила мимо. Заглянула во двор. Дом-то какой красавец будет! А уж школьников, мальчишек да девчонок во дворе — не сосчитать! И тебя видела, только уж окликать не стала.
Она отхлебнула из своей чашки чай, осторожно прикусила кусочек сахару, потом закашлялась, вынула носовой платок и вытерла кончиком глаза:
— Помню, когда уезжал твой отец… Пришел в шинели, сел вот тут рядом, обнял меня. А я плачу. «Что ж, говорю, Паша, голубчик, Ваську от тебя передать? Может, хочешь что-нибудь на прощанье сказать?» А он так покачал головой и говорит: «Не надо, сестреночка. Он все знает, что я могу сказать». — «Да откуда же, Паша, ему знать?» Улыбнулся он мне и опять свое:
«Знает, сестреночка! Хороший сын всегда знает, что скажет в том или ином случае отец». — Тетя Дуня облокотилась на ладонь и тихонько спросила: — А ты и вправду знаешь ли?