…Ваш маньяк, Томас Квик
Шрифт:
— Они говорят, что это невозможно, — сказал Ульссон.
Однако, собрав данные о сообщниках серийных убийц в мире, Осгорд смог ответить на вопрос, насколько это распространено. В разговоре со мной он кратко подводит итог тому отчету, который передал следствию по делу Квика:
— Пять сообщников Квика — абсолютный мировой рекорд. Мой вывод заключался в том, что все это неправда.
Убийственный отчет был принят без комментариев. Никто из следственной группы не связался с Осгордом.
— В этом следствии имела место нетерпимость к иной точке зрения, — говорит он. — Тот, кто думает не так,
Никакие другие задания для следствия по делу Квика Ульфу Осгорду больше не поручали, и он описывает ту странную ледяную стену молчания, которая возникла после того, как он, по его собственным словам, «выругался в святая святых».
— Я не утверждаю, что это была секта, но у них действовали механизмы, напоминающие сектантство. Они не были открыты для дискуссии, зато авторитет некоторых лиц поднимался до неоправданно высокого уровня.
После того как Ульф Осгорд сделал свое маленькое наблюдение, а затем не получил никакой реакции от следователей, он продолжал отслеживать решения судов и следствия по другим делам Квика. Вскоре он окончательно убедился, что Квик не может быть тем серийным убийцей, за которого себя выдает.
— Все это совершенно не вяжется с нашим полицейским опытом в данной области. Улики равны нулю, а общие теоретические сведения о серийных убийцах говорят против того, что Томас Квик является серийным убийцей.
Различные роли Свена-Оке Кристианссона в работе с Томасом Квиком оставались неопределенными, но он, во всяком случае, был приглашен прокурором и следствием в качестве консультанта. На суде по делу об убийстве Терезы он выступал как свидетель и сообщил, что проверил функции памяти Квика и они оказались нормальными.
В рассказах Квика есть два момента, которые трудно увязать между собой. То, что он рассказывал о Терезе и жилом квартале Фьель на первых допросах, было на сто процентов неверно, но затем ему удалось вспомнить такие детали о жертве, обстановке и преступлении, что для стороннего наблюдателя представляется невероятным, как можно помнить такое много лет спустя.
Кристианссон решил эту проблему, пояснив суду Хедемуры, что «травматические события хорошо хранятся в памяти, однако могут существовать защитные механизмы, которые действуют подсознательно, искажая воспоминания», что научным образом объяснило и то, что Квик иногда помнит все на удивление неправильно, а иногда помнит подозрительно хорошо.
В свободное время, оставшееся от выполнения заданий для следствия по делу Квика, Свен-Оке Кристианссон занимался тем, что выступал с лекциями о своем пациенте, собеседнике и объекте исследований. После показаний под присягой во время процесса по делу об убийстве Терезы — но до приговора — он выступал в Гётеборге перед полным залом с лекцией на тему «Как понять серийного убийцу?».
Слушателям представили фотографию, спроецированную с кодоскопа на большой экран: на ней были изображены Томас Квик и его сестра-близнец. Снимок сделан летом, и розы на грядке возле дачного домика бабушки и дедушки в самом цвету. Близнецы нарядно одеты — она в юбочке, он в коротких штанишках, держатся за руки, лица у них счастливые.
— Можно ли увидеть, кто из этих двоих детей станет серийным убийцей? — задавал Кристианссон
Никто, кажется, не обратил внимания на тот факт, что Кристианссон решил вопрос о виновности раньше суда, что он сделал достоянием публики личные сведения о своем пациенте, а также что он принародно показал фотографию сестры-близнеца, которая в тот момент делала все, чтобы ее не ассоциировали с братом.
Слушатели были околдованы речью мнемоэксперта, разъяснявшего суть всего этого зла. Хотя на самом деле данная речь звучала как эхо теории объектных отношений, практиковавшейся в Сэтерской больнице.
— Убийства можно рассматривать как рассказы убийцы о собственных травматических переживаниях, — заявлял Кристианссон в таких выражениях, которые с таким же успехом могли принадлежать его научному наставнику Маргит Нурель.
Теперь Томаса Квика окружала спаянная команда, где все одинаково относились к Томасу Квику и его виновности. И все придерживались своих убеждений до конца. В своей книге «Современные методы проведения допросов и интервью» Свен-Оке Кристианссон выносит «особую благодарность» Маргит Нурель и Биргитте Столе за «обширные профессиональные знания, которыми вы помогли при создании этой книги».
Существовала только одна дорога вперед — новые расследования и новые обвинительные приговоры.
Квика осудили за убийство Терезы. Приговор был очень детальным и внешне казался обоснованным. Странным обстоятельством явилось то, что многие факты доказывали — Квик выстроил свой рассказ на основании тех данных, которые он почерпнул из норвежских газет, и это доказано. Кроме того, вся история была совершенно абсурдна. Он сообщил неверные данные в принципе обо всем. Во время бесконечных допросов с Пенттиненом одна ошибка за другой постепенно корректировались. Этот процесс растянулся на три с половиной года.
Каким же образом решение суда могло выглядеть таким обоснованным?
Еще раз просмотрев материалы, я мог констатировать, что большая часть «доказательств» была совершенно невразумительной.
Следователи утверждали, что Квик вырезал на дереве символ, который позднее был обнаружен в указанном месте в Эрьескугене. На самом же деле Квик рассказал, что возле озера Ринген должно находиться дерево толщиной в мужское бедро, где он вырезал квадрат. В квадрате вырезана лежащая буква «Y», отходящая от одного из нижних углов квадрата. Следователи долго искали, но так ничего и не нашли. В конце концов удалось обнаружить маленькую березу, на которой виднелись следы какого-то повреждения или маркировки, но совершенно в другой части леса. Никакого сходства со знаком, описанным Квиком, не наблюдалось, а учитывая время, прошедшее с момента исчезновения Терезы, диаметр ствола березы в 1988 году должен был составлять всего несколько сантиметров — невероятно, чтобы человек, желающий оставить знак на будущее, выбрал ее для этой цели.