Ваш Шерлок Холмс
Шрифт:
— Витька! — заголосил Ужов с балкона.
— Чего орешь? — еще громче Ужова отозвался Витька. — Неудобно!
— Плевать я хотел! Тут все свои…
— Жалко мужика, — обернувшись, бросил слесарь Ивану Ивановичу и скрылся в подъезде.
Иван Иванович снова поднялся к ужовской двери.
— Не может он, Капитолины боится.
— Хрен с ним! Что-нибудь придумаем.
— Филимон, — Иван Иванович поцарапался в дверь. — Знаешь, я начисто забыл, что писал в сценарии. Ты не помнишь? Ну тот,
— Не помню. Я свои-то теперь не все помню.
— Плохо дело, — сказал Иван Иванович. — Не знаю, что и придумать…
— Придумал! — крикнул Ужов из-за двери. — Тут рядом кафе «Незабудка». Как выйдешь из подъезда, направо, за угол дома. Направо и по мощеной дорожке шагов триста. Слушаешь?
Иван Иванович кивнул.
— Ванька, ты здесь?
— Да.
— Возьмешь за стойкой бутылку портвейна и попросишь трубочку коктейльную. Слышишь?
— Слышу. Зачем трубочку?
— Чудак! Вставим в замочную скважину. Понял?
— Понял…
— Иди, Ванька.
Иван Иванович пошел.
— Ванька! — позвал Ужов из-за двери.
— Что, Филимон?
— Я на тебя надеюсь, Ванька.
Когда Иван Иванович заворачивал за угол дома, Ужов, перевесившись с балкона, кричал:
— Направо и еще раз направо. Триста шагов. Трубочку не забудь!
В «Незабудке» Иван Иванович ждал, пока барменша сдаст пустую тару, купил портвейн и, конечно, про трубочку забыл. Повернул обратно к «Незабудке» и едва не угодил под «Скорую помощь», которая выскочила из-за кустов.
— Залил зенки, дядя? — только и успел крикнуть Ивану Ивановичу санитар из окна машины, и «Скорая помощь», взвыв, промчалась мимо.
— Просто так трубочек не даем, — объявила барменша. — Возьмите коктейльчик.
Пришлось соглашаться.
— Какой желаете? «Москва»? «Яичный»? «Надежда»?
— «Надежда», — сказал Иван Иванович, забрался на высокую табуретку и подумал: «А вдруг сейчас выпью эту „Надежду“, расслаблюсь, и память вернется. Ведь бывают такие случайные совпадения».
Иван Иванович вынул из бокала трубочку и залпом заглотнул всю порцию.
Потом зажмурил глаза и постарался сосредоточиться.
Сначала перед внутренним взором Ивана Ивановича проплыли ничего не выражающие розовые пятна.
Потом сквозь эту неопределенную муть стало проступать какое-то неясное видение.
«Ну, давай, давай… определяйся!» — внутренним голосом подхлестывал видение Иван Иванович. Видение стало определяться, стали вырисовываться очертания как будто человеческой фигуры.
«Пусть какой-нибудь из моих персонажей», — трепеща молил Иван Иванович.
А виденье между тем оформлялось, становилось объемным, и вдруг Иван Иванович, не открывая глаз, ясно увидел перед собой Витьку-слесаря на фоне помойных бачков.
Иван
— Сколько с меня? — спросил Иван Иванович и, не дождавшись сдачи, зашагал к ужовскому дому.
У подъезда, выхлестав из берегов бурую лужу, митинговала толпа. В гомоне голосов можно было уловить, что пьяным и дуракам — счастье. На подходе Ивана Ивановича толпа примолкла. Откуда-то из самого центра вывинтился Витька-слесарь и подошел к Ивану Ивановичу вплотную. Доверительно сообщил:
— Дружка вашего на «Скорой» увезли.
— Как увезли? Сердце?
— Может, и сердце…
— Вы дверь открывали?
— Зачем открывать. Он сам выпал. С балкона.
— ?!
— Как вы ушли, он все за угол дома заглядывал, ждал, значит. Ну и вывалился. Да прямо на листы. Его, значит, и спружинило. Он на землю скатился. Ну, без памяти, ясно. Врачи говорят, вроде целый.
— Живой?
— Был живой. Только без памяти, говорю, в полной бессознанке увезли.
Иван Иванович побежал со двора, громыхая по рассыпавшемуся кровельному железу.
— Поразительный случай, — определил врач, возвращая Ивану Ивановичу удостоверение Общества кинолюбов. — Из шока мы его вывели. Обследовали: ни сотрясения, ни царапины. Поразительный случай. Ведь седьмой этаж, не шутки. В сущности, можно его сейчас же выписывать. Но мы денька три подержим для профилактики. Просто поразительный случай.
— Можно его сейчас навестить?
— Пожалуйста. Только мы его изолировали, а то вся больница рвется на него поглядеть.
Иван Иванович прошел за белой докторской спиной по сложному лабиринту лестниц и коридоров и оказался перед дверью с закрашенными белой краской стеклянными филенками.
Врач сунул руку в карман халата, потом хлопнул себя по груди, потом — по лбу.
— Черт. Извините. Ключ забыл. Обождите здесь. — И исчез.
Иван Иванович остался один.
— Филимон, — тихонько позвал Иван Иванович и припал ухом к дверной щели.
— Принес? — неожиданно громко спросил Филькин голос прямо в ухо.
Иван Иванович схватился за сердце и через синтетику плаща ощутил тяжелую твердость бутылки.
— Я… Да…
— А трубочку не забыл?
Иван Иванович, не размышляя, сунул в карман плаща руку и извлек несколько помятую коктейльную трубочку.
— Со мной.
— Давай, Ванька!
Зажав в потном кулаке сорванную шапочку пробки и прикрывая полами плаща бутылку, из горлышка которой в скважину замка уходила трубочка, Иван Иванович ждал появления врача, и его поддерживала только слабая надежда на то, что, может быть, он сейчас спасает талантливого человека.