Ваша честь
Шрифт:
И, кстати, где в таком случае мои кольца?
Но нет, я не видела ни следа от колец, которыми я вчера подкупала доктора, цирюльника и его ученика. Или этот Дамиан — ученик лекаря?
Мои мучители ушли, то ли сделав то, за что им заплатила графиня, то ли сотворив нечто, за что они получили плату заранее от кого -то еще. И кольца прибрали. они не боятся, что я выдам их? Обвиню в воровстве? Видимо, нет, вероятно, у них есть на это причина. Они пришли по просьбе графини, это факт, но — что дальше? Есть еще третье лицо, заинтересованное, чтобы я не дошла до отбора? Я после дозы невнятного отвара и кровопускания в
Несмотря на то, что — казалось бы! — мне стоило взвыть и начать биться о стену, я подумала о Дамиане. У него не было ни спокойного согласия доктора, ни абсолютного безразличия цирюльника: те получили плату за то, что будут держать язык за зубами, в дополнение к тому, что им уже заплатила графиня и — скорее всего — кто-то еще, и убрались восвояси. Почему же Дамиан вел себя по-другому? Возраст? Отсутствие опыта? Он был не в курсе и просто считал, что я слегка поехала кукушкой, а могу и еще раз кинуться?..
Дамиан незаметно для остальных смотрел на меня так, словно... боялся? И я не могла понять почему. Возможно, его смутили мои внезапные психи? Доктора-то с цирюльником они совершенно не впечатлили. Нет, тут что-то другое. Предположить, что он тоже человек из другого мира? Реально? И да, и нет.
Или все проще, я и вправду страшна как Столыпин сибирским чинушам, и Дамиан просто по юности обалдел от того, что я строю иллюзии по поводу места при какой-нибудь престарелой принцессе?
Мой взгляд натолкнулся на графин, и я пошла к столу, вытянув руки, как Панночка к Хоме Бруту. Нога подкашивалась, и я старалась не сосредотачиваться на ней. Йоланда же как-то ходила? Очень скоро я поняла, что стоит просто надеяться на само новое тело и не думать, как шагнуть так, чтобы тотчас не навернуться. Да, Йоланда хромала, но, возможно, не так заметно, и неведомо, каким палками вколотили в нее умение держать спину прямо и голову ровно.
И мне было уже наплевать, что за пойло налито в этом графине, я присосалась к нему, как мучающийся похмельем запойный алкаш. Компот, думала я, торопливо и жадно глотая. Компот или, например, лимонад. Травяной чай. Морс. Узвар. Дайте мне хоть немного разобраться, что и как тут устроено, и я получу их! А пока я просто себя убеждала, что это возможно пить.
Кислая дрянь стекала по лицу и капала, даже лилась, струйками на рубаху, и я подумала, что в данный момент я была совершенно не леди. Даже жаль, что меня не видели уполномоченные придворные. Такая королева точно не нужна была никому — где люди, когда они так нужны, а их нет?
Я и графин вернула на стол с демонстративным грохотом, после чего направилась к ночному горшку. Присесть с моей хромой ногой оказалось проблемой — пришлось опираться на рядом стоящий столик и так же подниматься обратно. Задвигать горшок по завершению процесса оказалось некуда, зато рядом с ним я обнаружила чистые тряпочки. С каким-то садистским наслаждением я бросила тряпку поверх содержимого горшка, понадеявшись наивно, что ее не прополощут и не вернут потом на прежнее место.
Хотелось есть, а еще сильней — принять душ, и моей пострадавшей руке все эти упражнения были тяжки. Нет, все же доктор и цирюльник добились своего, я чувствовала ранку, глубокую,
К чертовой бабушке такое везение.
Я поискала, где бы найти подобие зеркала. Почему мне вступило это в голову прямо сейчас, я себе объяснить не могла.
В шкатулке, стоящей на столике возле кровати, как раз там, где и горшок, и подсвечник, до которого я вчера не добралась, я обнаружила россыпи драгоценного барахла и тут же надела на пальцы новые кольца. Если графиня опять сюда явится, пусть не смущается тем, что я успела сплавить на сторону семейные реликвии. Если эти перстни и в самом деле ими не были, усмехнулась я. Я ссыпала в шкатулку жемчужную нить с крупными и идеально ровными бусинами и задумалась. Может, посмотреть хотя бы в оконное стекло?
На окнах не было занавесей. И вообще в этой комнате должно было быть ночами стыло, но не было, и я поняла почему. На том, что я вчера приняла за мангал, давно догорели угли, но тепло еще шло — я поднесла руку, озадаченно ухмыльнулась. Могло быть хуже, много хуже. Я могла оказаться не графиней, а служанкой. Я могла голодать, мерзнуть, выполнять непосильную работу, рожать каждый год по ребенку, из которых выживали бы далеко не все... И почему-то я поняла, отчего мать Йоланды не пылала к ней нежной привязанностью. Полно, да я у нее единственная оставшаяся в живых достаточно взрослая дочь, а сколько их вообще до и после меня рождалось?
А она завидного здоровья женщина, с некоторым ужасом подумала я, потому что осознала, что плодовитость измеряется тут не в количестве выжившего потомства, а в количестве родов, которые благополучно пережила мать.
За окном была шумная узкая улица, и две кареты никак не могли разъехаться; площадь, в которую эта улица упиралась, и сейчас по ней без всякой системы бродили люди, что -то крича. Типичный европейский город. я достаточно их повидала. Как будто я там. Все еще там.
Видно мне мое лицо было плохо. Худенькая, очень худенькая, щеки впалые — я открыла рот с некоторым страхом и улыбнулась, но зубы хотя бы на вид меня порадовали, — глаза большие и темные, волосы густые и тоже темные, брови — боль всех мастеров: наращивать нечего, окрашивать тоже, сплошное разорение, а не клиент. Да что говорить
— Йоланда была красавицей! Она напомнила мне Эмилию Кларк — такая же изящная, такое же выразительное, запоминающееся лицо. Я всматривалась в отражение, не веря своим глазам. Федеральная судья Анастасия Еремина была суровой ухоженной, но непримечательной женщиной с тяжелым взглядом, но это была я, привычная, знакомая я. Может быть, моя нежная внешность и властность у молодого еще Дамиана вызвали диссонанс?
— Все Святые любят нас, равно убогих или красивых, — услышала я и вздрогнула. — Милая госпожа, главное, что они любят нас. Мы детища их.
Я обернулась.
— О чем ты говоришь?
Служанка в который уже раз повторила свое пальцы-лоб и погладила меня по руке.
— Моя нога мне не мешает. — Я прислушалась к ощущениям тела. Точно — нет. — Но с лицом. с лицом к вечеру нужно будет что-то сделать. — Потому что, черт, я не рассчитывала, что окажусь в теле такой красавицы, нет!
И как ее, в конце-то концов, зовут?
— Что же тут сделаешь, — ласково улыбнулась служанка. — По милости Всех Святых после родов обретете красоту.