Ваша честь
Шрифт:
Например, ту самую претендентку, которую я сгоряча согласилась заменить, завтра могут попытаться вывести из игры, и как это сделают, я примерно уже представляю. Доктора здесь не церемонятся.
— Ваша матушка, — Тина наклонилась ко мне и зашептала тихо-тихо, хотя нас вряд ли мог кто-то услышать, — так хотела стать королевой. Все Святые были тому свидетелями и хранят тайну сию, но моя матушка говорила, будто ее сиятельство подсыпала девушкам бледные травы.
— Не знаю, что это такое, — призналась я, внутренне содрогнувшись. Куда она лезла? Не понимала, что выбирает абсолютно не принц? А я куда
Я же видела, на что готовы девицы, с которыми перемолвилась всего парой слов, и за это время со мной они охотно поделились планами и рецептами. Значит, желание покинуть отбор — не исключение, не нечто из ряда вон, наоборот, тут все союзницы, сестры по несчастью. Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Зачем матери Йоланды занимать место в королевском дворце? И да, она все равно его не получила. На этом настаивала ее семья?
Тина отстранилась. В комнате было темно, тихо, только редкие свечи отбрасывали на наши лица и стены трепещущий блеклый свет.
— Говори, — приказала я. — Я не выдам тебя моей матери, не выдам никому. Ты же молилась, чтобы моей сестре не пришлось проходить через это, так почему?
Тина молчала, и я видела, что она очень хочет быть со мной откровенной, но чего -то боится. Она кусала губы, вздыхала, мялась, и лишь когда я отставила от себя тарелку и кивнула ей — мол, можешь доесть — она наконец-то осмелилась.
— Все Святые не простят ни яда, ни острого ножа, милая госпожа. Не замолить грех убийства чад их, какой бы ни была ваша цель.
Глава двенадцатая
Я лежала в своей кровати, свернувшись клубочком, и думала, думала, думала...
«Твоя сестра стала бы королевой, но раз ее больше нет, корону наденешь ты!»
Мать Йоланды не просто истеричная женщина средних лет. Она, если верить Тине, убийца.
«Хоть какая-то от тебя будет польза! Так что возьми себя в руки и хоть раз в жизни веди себя как положено!»
Это не о том, что глазки в пол и мило улыбаться. Это о том, что у меня должна рука не дрогнуть. И, скорее всего, подобные речи слушали многие из тех, кого я еще не видела на отборе. Может быть, часть из них уже выбыла по каким -то причинам. А часть потирает ручки и готова идти до конца.
Зачем?
И новая версия: я должна подменить ту девушку, чтобы сделать то, на что она не решится. Навлечь на себя гнев богов — сурово. Но это все я узнаю завтра.
Сон не шел. Похрапывала на своей кушетке Тина, потрескивали угли, по комнате плыл аромат легких трав — Тина, прежде чем лечь спать, что-то бросила на жаровню. Мне тепло, тихо, спокойно — почти. Меня ожидает что-то немыслимое — и я точно не собираюсь становиться убийцей. Ни ради трона, ни ради чего бы то ни было в этой жизни. Тем более, что речь идет о тех, кто стоит на моем пути к цели, которая мне не важна абсолютно.
А графиня честолюбива. Похоже на то, что она имеет влияние? И да, и нет. Хотя бы уже потому, что тот, кто предложил мне сделку, знает прекрасно, чья я дочь. Может быть, мать Йоланды была влюблена в короля? Там смотреть, конечно же, не на что, но, вероятно, у него богатый внутренний мир?
За окном
Я не заметила, как уснула, и причиной моего спокойного, ровного сна могли быть травы. Я проснулась, когда было уже светло, и Тина на этот раз была в комнате и перебирала мои наряды.
Да, я вылезала из своей склепоподобной кровати с намерением встретиться со своей судьбой лицом к лицу.
Мой туалет сегодня был проще, чем перед визитом в королевский дворец. Корсет был таким же свободным, платье — таким же многослойным, но оно было легче килограмма на три, и вместо куафера мной занялась Тина. Вся подготовка к выходу заняла часа полтора, включая мой завтрак, к которому я почти не притронулась.
— Я хочу сходить в Утренний Храм, — сказала я. Тина нахмурилась. Опять я сделала что-то не так.
— Милая госпожа хочет передать дары?
— Я хочу вознести молитвы, — теперь и я нахмурилась тоже. — Разве это запрещено? Тина произвела свое привычное пальцы-лоб и уточнила:
— Вы хотите помолиться сейчас?
Что-то я говорила не так, и хорошо, что моей собеседницей была Тина. Она относилась ко мне снисходительно, и хотя причина этого мне была не ясна, но я принимала такое отношение как должное. Так что я решила, что лучше всего будет пожать плечами и уйти от темы, которую, как оказалось, я понимала не до конца.
Мы вышли на улицу. Никаких возражений или попыток меня остановить, даже со стороны графини, не последовало. Дары — хлеб, ткани — Тина собрала, и теперь она шла впереди с огромной корзиной, а я за ней, высматривая в толпе горбуна.
Почему горбун? Чтобы я была уверена, что этот человек от моего ночного гостя?
Улица напоминала муравейник, в который ткнули горящий факел. Я не представляла, что меня ждет такая смесь бродяг и богачей, торговцев и легкомысленных девиц, тряпичников и булочников. Крик стоял, как на рынке, под ногами хлюпало вонючее месиво, и никого, совершенно никого не смущало, что вот идет богатая титулованная дамочка, попирая ножками в шелковых туфельках чье-то дерьмо. Я не могла понять, где расслоение общества заметно больше: в той моей жизни или же в этой? Кто наверняка чувствовал себя во все времена вольготно, так это карманники. Я уже успела пожалеть, что согласилась на прогулку, потому что нога моя быстро начала протестовать, но все равно я шла упрямо, слегка кривясь, потому что должна была понять, совершила ли я ошибку.
Старуха возникла передо мной неожиданно и очень ловко, встав между мной и Тиной, и я открыла было рот, чтобы окликнуть служанку, успевшую сделать несколько шагов и уже почти пропавшую в толпе, как старуха приложила к губам палец и таинственно указала на ближайшую дверь.
Горбунья!..
Мгновение я еще медлила, но потом кивнула, и старуха, бесшумно переместившись к двери, распахнула ее передо мной.
Я шагнула, и исчезло все — звуки, запахи, мир вокруг. Здесь было тихо, как в могиле, и пахло почему-то розовой водой. Старуха вдруг выпрямилась, сбросила с головы накидку, и я поняла, что это вполне еще крепкая женщина, скорее всего, тоже служанка в богатом доме, как и Тина, и она указала мне на лестницу.