Ваше Сиятельство
Шрифт:
— Это все? — я почувствовал, что сейчас отчасти приоткрылась завеса тайны над многими вопросами, которые вертелись в моей голове совсем недавно.
— Тебе мало моих условий или ты хочешь еще что-то у меня попросить? — Гера изогнула бровь, изящно и сурово. — Астерий, ты прекрасно понимаешь, что мои возможности гораздо больше, чем у Артемиды. Никто из богинь не сравниться со мной. Могу сделать так, что Римский оракул изменит пророчество и твоя жизнь будет в безопасности. Могу добиться, чтобы Посейдон простил тебя и море снова стало для тебя безопасным. Я очень много чего могу сделать для тебя.
— Постой, Величайшая,
— Не валяй дурака! Все прекрасно знают, что эту идею подсказал Одиссею ты, как и многое другое, что было очень не по нраву богам, — голос Геры стал сердитым.
— Хорошо. Пусть считается так. Наверное, я очень грешен перед некоторыми богами, но, видишь ли, мы просто хотели жить. Наверное, у богов нет претензий, лишь тогда, когда человек теряет свою волю и превращается в жертвенную овечку. Но закроем эту тему. Лучше, скажи, о каком пророчестве Римского оракула ты сказала? А то их было столько, что я чуть подзапутался, — соврал я, ведь на самом деле я не знал ни одного.
— Астерий! Не играй со мной! Я тебе подарила свой поцелуй! — ее глаза сверкнули вовсе не по-человечески. — Сейчас ты обязан ответить, принимаешь мои условия полностью?!
— Если речь о том, чтобы отказаться от дела Петра Александровича Елецкого, в данном случае моего отца, то, разумеется, нет. Гера, ты же бесконечно умна, как ты могла на такое рассчитывать?! Оставить в покое графа Сухрова я вполне могу, если только он сам не станет искать неприятностей, — я видел как пылают ее глаза, но продолжал: — В общем, мы можем прийти к взаимовыгодному согласию: я не трогаю семью Сухровых, ты отдаешь мне два оставшихся поцелуя, и после этого мы с тобой можем остаться в самых теплых отношениях. Обещаю, Перун ни о чем не узнает!
— Ты с ума сошел! Что ты о себе возомнил?! Жалкий червяк! Я уничтожу тебя! — искры летели из ее глаз, и лицо потемнело.
Увы, олимпийские боги не могут держать себя в руках. В сдержанности они хуже, чем люди. А я, конечно, зря разозлил ее так. Хотя ее условия были неприемлемы и конфликт неизбежен, можно было попытаться выйти из него как-то мягче.
Гневно глядя на меня, Гера пятилась к своей статуе.
— И тебе всего хорошего, Величайшая. Жаль, что мы за столько тысяч лет так и не смогли найти общий язык. Не скрою, ты мне очень нравишься. Нравишься, как женщина. Спасибо за поцелуй — он был божественный, — я миролюбиво улыбнулся.
— Нет, я не уничтожу тебя сразу, но твоя жизнь будет полна потерь и страданий! Может быть ты когда-то образумишься и приползешь к моему алтарю, чтобы просить прощения! — она рассмеялась как-то неестественно, наиграно.
— Разве еще не поздно найти компромисс? Всего-то два поцелуя с тебя, с меня милость к семье Сухровых, и после всего безоблачные отношения между нами. Подумай, величайшая. Ведь встретимся еще тысячи раз при моих бесконечных жизнях. Зачем гневаться из-за пустяка? — я видел, как в ее глазах мелькнуло сомнение. Не могу сказать, что меня не пугали ее угрозы. Лично мне, как Астерию, Небесная Царица ничего не могла сделать — это она сама вполне осознавала. А вот
— Ты меня очень расстроил, Астерий! Даже боги не смеют поступать со мной так! — произнесла она, пронзая меня взглядом.
— Еще раз, Величайшая, дело Петра Елецкого я не предам. Потому что я никогда не предаю, тех кто доверился мне, тем более родных мне людей. Даже если бы я это сделал, твое бы уважение ко мне пошатнулось. Поэтому, закроем эту тему. Об остальном можно говорить. Если что-то пожелаешь от меня еще, буду рад тебя видеть, — сказал я.
— Я подумаю, как тебя наказать. Ты об этом очень пожалеешь! — она превратилась в яркий свет и исчезла.
Я облизнул губы. Поцелуй богини… Сколько я жизней прожил, а он первый. И в самом деле дорогого стоит. И велика цена этого поцелуя — нажил себе врага, пожалуй, самую могущественную богиню в этом мире. Интересно, отчего она так расположена к Сухровым? Я слышал, будто в их семье есть какой-то древний артефакт. Возможно дело в нем. Ведь Сухровы еще сто лет назад числились в баронах, а вот взлетели до графов вроде без всяких заслуг перед Империей. Ладно, их успехи — не мое дело. Я подошел к алтарю Артемиды, возложил на него руки, глядя на статую Небесной Охотницы и мысленно произнес:
— Божественной Радости тебе, Разящая в Сердце. Верность тебе я сохранил, — я намеренно ясно вспомнил основные моменты разговора с Герой, чтобы Артемида могла прочувствовать их. — Теперь рассчитываю на твою помощь и защиту. С делами земными я уж разберусь сам, а то, что у вас на Небесах, тут мне самому никак. Очень хотел бы тебя видеть.
Ответа не было, но сейчас я точно знал, что Артемида меня слышит. Мысленно потянулся к ней, к ее губам и почувствовал в ответ легкий толчок и ее холодную улыбку.
«Увидимся, Астерий. Увидимся», — прозвучал ее серебристый голос в моей голове.
Как-то скупо с ее стороны. Мне даже стало немного обидно.
Я пошел на обед. Даша снова прислуживала мне. Я ел, молча, погруженный в свои мысли, выглядел со стороны угрюмым. И когда почувствовал, что своим видом порчу настроение Даше, то поймал ее руку и извинился:
— Даш, прости за невнимание. Много тут всякого навалилось. Даже ем, не чувствуя вкуса.
— Что вы, ваше сиятельство! — вспыхнула она. — Разве я смею ожидать от вас внимания. Вы очень печальный и мне стало не по себе. И этот большой синяк на щеке. Снова вам очень не везет?
— Нет, это сущая мелочь, — коснувшись припухлости, я улыбнулся. — Зубы на месте и ладно. Придешь ко мне вечером?
— Принести чай? — она чуть порозовела.
— Нет, бутылочку вина из нашего погреба. И два бокала тебе и мне, — я решил, что после божественных потрясений можно и расслабиться.
— Но, Александр Петрович, а ваша маменька. Вы, я понимаю, ее не боитесь, но я… — госпожа Новоселова испуганно смотрела на меня.
— Приходи ближе к полуночи, маменька в это время спит. И уж если заглянет, то есть старый проверенный способ: спрячу тебя в шифоньере, — я задрал ей юбку и оттянул трусики. — Да?