Ваше здоровье, Господин генерал!
Шрифт:
Довольно часто попадались европейские костюмы, но большинство мужчин носило традиционную одежду — бубу и джеллабу, а все женщины были закутаны в исламские хаики или одеты в длинные платья из набивной ткани, обычные для Центральной Африки. И мужчины и женщины представляли всю гамму оттенков темной кожи — от смуглой у южных сахарцев до цвета ночи.
— Теперь вам понятно название страны, — объяснил Филипп. — «Билад ас-судан», что означает «страна черных». Большую часть населения составляют нубийцы, или барабра, но следует помнить о миграционном потоке, хлынувшем с юга в конце прошлого
— А Судан не испытывает затруднений в отношениях с этими южными народами?
— Затруднений… — улыбнулся дипломат. — Это, наверное, эвфемизм. На деле все гораздо серьезнее. Этнический и религиозный антагонизм между арабами севера и черным населением юга является причиной скрытого конфликта, необъявленной войны, о которой никогда не сообщают агентства печати и которая, кажется, никого не интересует.
Именно поэтому ни полиция, ни армия не рискуют углубляться во внутренние кварталы Омдурмана. Они довольствуются надзором за главными артериями города.
— И вы серьезно допускаете, что капитан Загари мог найти убежище в этом муравейнике, ведь он же араб?
Они шли по довольно широкой улице среди живописной толпы, под устремленными на них любопытными взглядами. Но на лицах не было ни нервозности, ни враждебности.
Филипп Бера задержался на перекрестке, пытаясь сориентироваться, поболтал немного с бакалейщиком, который что-то объяснил ему, усиленно жестикулируя, и ответил на вопрос, только когда догнал Фредерика и они зашагали дальше.
— Вы правы, Осман Загари носит арабское имя, но, судя по его сестре Лейле, он скорее нубиец, принявший мусульманскую веру. Думаю, скоро мы сможем в этом удостовериться. А сейчас нам надо повернуть.
Они нырнули в узкую, почти пустынную улицу, являвшую резкий контраст с оживленной главной артерией. Их с криками обогнали и скрылись за углом улицы двое бегущих со всех ног детей.
Со всех сторон на них давили запахи африканского города: пряности, жасмин, прогорклое масло, свежее мясо, разложенное на прилавке мясника.
На пороге углового дома появился человек, взглянул на прохожих, и в его темных глазах вспыхнул огонек. К нему подошел второй человек, и оба двинулись вслед за французами.
— Мне это не очень нравится, — сказал Лемуан, шестое чувство которого всегда было начеку. — Можно подумать, что те двое мальчуганов сообщили кому-то о нашем появлении.
Филипп Бера тоже забеспокоился. Но, несмотря на это, он продолжал свой путь.
— Если показания госпожи Мурад и бакалейщика точны, — сказал он, — мы почти у цели. Дом старухи Аббы должен находиться на следующем перекрестке.
И все же они ускорили шаг. Их примеру последовали двое преследователей. В десяти метрах впереди улочка сворачивала налево. Вдруг как из-под земли выросли еще два темных силуэта с угрожающе поблескивающим металлом в руках. Французы даже не успели отреагировать. В несколько прыжков их догнали два шедших сзади человека. Фредерик Лемуан и Филипп Бера почувствовали острие кинжала сквозь ткань своих пиджаков.
— Что
Он намеревался повторить свой вопрос по-английски и был весьма удивлен, услышав ответ на родном языке из уст молодого дипломата:
— Мы идем с миром.
Быстро и ловко один из нападавших ощупал одежду в поисках оружия, но ничего не обнаружил. И тут же доложил, что обыск не дал результатов. Главарь просто скомандовал:
— Ялла… За мной.
Он пошел вперед, увлекая за собой французов, которых плотно обступили незнакомцы.
Чувствуя болезненное прикосновение кинжала между ребер, Фредерик Лемуан шел молча, пытаясь уяснить смысл неожиданного нападения. Вряд ли он и Бера оказались в руках обыкновенных бандитов, ведь они натолкнулись на организованную систему оповещения, включенную бакалейщиком, который под видом горячей и путаной словесной перепалки направил вперед двух мальчуганов, чтобы подготовить перехват иностранцев.
Можно было отбросить и версию о полицейской засаде. Следовательно, они скорее всего оказались во власти какого-то подпольного диссидентского движения, что не вызывало особого беспокойства. И все же сам способ их задержания свидетельствовал о повышенной бдительности и даже обеспокоенности бойцов некоей организации, а это могло несколько задержать дальнейшие поиски.
Улочку, по которой они следовали, пересекала улица побольше. Впереди плясали огоньки невзрачного трактира. В воздухе приятно пахло жареным мясом и тмином. Их загнали в угол, где, уткнувшись носом в трухлявую дверь, они пережидали, пока не погаснет вдали бледный двойной пучок света от фар проезжающей машины.
Их заставили перейти на противоположную сторону, и небольшая процессия углубилась в очередную темную улицу, но всего лишь на несколько минут. После быстрого обмена репликами между конвоирами наблюдатель отделился от стены, и им пришлось пригнуться, чтобы войти в низкую дверь. Они оказались в земляном дворе, залитом лунным светом. Миновав открытое пространство, их не грубо, но с твердостью, не терпящей возражений, ввели в комнату с выбеленными известью стенами. Вдоль двух стен шла восточная банкетка, служащая кроватью, в середине стоял стол и несколько стульев. С потолка свисала электрическая лампочка с дешевым коническим абажуром. Замаскированная занавеской дверь связывала комнату с остальной частью скромного жилища.
В одном из углов на скамейке сидел молодой человек с подложенной под спину подушкой. Он был в длинной белой бубу и с красным тюрбаном на голове. Его кожа была очень темной, почти черной, однако черты лица не были негроидными.
— Обыщите их, — приказал он по-арабски.
Филипп Бера не стал дожидаться прикосновения чужих рук. Он начал выкладывать на стол содержимое своих карманов, его примеру последовал Фредерик Лемуан, уловивший смысл приказа. Один из негров, сопровождавших французов, схватил паспорта и протянул их молодому человеку в бубу, который принялся их рассматривать с видимым удивлением. Воспользовавшись этим преимуществом, Фредерик спокойно сказал по-английски: