Василий III
Шрифт:
После небольшой перестрелки московские полки под началом Булгакова перешли в наступление правым флангом, ставя своей целью опрокинуть левое крыло противника. Командовавший последним Войцех Самполинский с поляками пытался контратаковать, но без особого результата. Воодушевленные успехом воеводы повели дворянскую конницу вперед, но напоролись на огонь польской артиллерии. Самполинский трижды контратаковал и трижды был отброшен. Но натиск русских постепенно слабел, полякам помог резерв, вовремя введенный Острожским в бой и ударивший со стороны центра. Попытка Челяднина атаковать левым флангом не нанесла противнику существенного урона, но больше навредила русским, растянув их силы на большей линии противостояния. К тому же атакующие, увлеченные преследованием притворно бежавших врагов, попали под огонь стоявшей в засаде польской артиллерии. Русский конный отряд, уклоняясь от огня, оказался
Ответный удар польско-литовских войск во главе с тяжелой рыцарской польской кавалерией нарушил боевые порядки русской армии. Стоявшие впереди полки дрогнули и подались назад, смешавшись с резервами и превратив четкое построение в хаотичную массу. Большой урон наносил огонь польской артиллерии. Ситуация вышла из-под контроля, командовать и перестраивать полки было невозможно, и началось отступление, во многом похожее на бегство. В бою погиб воевода И. Темкин Ростовский, в плен попали М. И. и Д. И. Булгаковы, И. А. Челяднин и другие воеводы, командиры и рядовые дети боярские. Русский летописец винил в поражении московских воевод: Булгаков и Челяднин соперничали и неприязненно относились друг к другу, поэтому в нескольких моментах сражения Челяднин «в зависти» принципиально не стал оказывать помощь полку Булгакова, и наоборот. С поля боя первым побежал Челяднин, в то время как Булгаков со своими воинами «много» бился с противником. Но действия Челяднина оголили тыл, и тем он «князя Михаила выдал».
Поражение было несомненным. Правда, его масштабы польско-литовская сторона сильно завысила. В победных реляциях называлась цифра в 30 или 40 тысяч убитых московитов, что в два-три раза превышает число всех русских воинов, бывших под Оршей. Военное значение сражения не очень велико: катастрофа под Оршей не привела к потере Смоленска. Правда, сам Василий III при известии о поражении проявил, мягко скажем, осторожность и незамедлительно уехал из Смоленска в Дорогобуж. Что поделать, мужественный в придворных интригах, великий князь побаивался прямой физической угрозы. И при малейших признаках ее приближения бежал. Срочный отъезд в Дорогобуж — это далеко не последняя «эвакуация» Василия III с возможного поля битвы.
Константин Острожский с шеститысячным отрядом дошел до Смоленска. Но его встретили развешанные на стенах трупы местных жителей, которые хотели сдать город литовцам. Воевода и наместник В. В. Шуйский сумел перехватить грамоты Острожского, арестовал возможных переметчиков (их возглавлял епископ Варсонофий) и приказал повесить их на городских стенах с внешней стороны, с которой ждали Острожского; повешены они были вместе с полученными подарками за клятву верности Василию III: «…которому князь великий дал шубу соболью с камкой и с бархатом, того в шубе повесил, а которому князю или пану дал ковш серебряный или чарку серебряную, и он, привязав подарок к шее, так того и повесил» [155] . Самого Варсонофия вешать не стали (владыка все-таки), но арестовали и выслали сперва в Дорогобуж, а затем пожизненно заточили в Каменский монастырь на Кубенском озере.
155
Цит. по: Зимин А. А.Россия на пороге… С. 167.
Именно тогда Василий III и приказал применить меру, всегда успешно срабатывавшую при присоединении новых земель: выселить из города социальную верхушку, лучших людей, перевести их в Москву (почетная ссылка), раздать смоленским боярам земли в центральных уездах страны. А в освободившиеся дома и городские усадьбы поселить московских детей боярских. Эта мера оказалась, как всегда, эффективной. Смоляне больше бунтовать не собирались. Городские верхи присмирели, а плебсу было в общем-то все равно, в чьем подданстве находиться. Штурмовать такую крепость, как Смоленск, с шеститысячным отрядом было немыслимо. Острожский отступил, при этом потеряв часть обоза.
Главный результат Оршанской победы — это то, что и поляки, и жители Великого княжества Литовского после досадных неудач и потерь наконец-то поверили в себя. Показателем перелома в сознании было то, что города, недавно без боя перешедшие на сторону Москвы, — Мстиславль, Кричев, Дубровна, — тут же сменили ориентацию и попросились обратно в Великое княжество Литовское.
Недаром большое батальное полотно (доска, масло, 162 на 232 сантиметра) с изображением Оршанской битвы 1514 года, написанное немецким художником из круга Лукаса Кранаха Младшего в 1534–1535 годах [156] ,
156
Zygulski Z. (j.). Bitwa pod Orsza — struktura obrazu // Swiatla Stambulu. Warszawa 1999. S. 265–290.
157
Zygulski Z. (j.). «Bitwa pod Orsza» — struktura obrazu // Rocznik Historii Sztuki. Wroclaw;Wirszawa; Krakow; Gdansk, 1981. Т. XII. S. 85–132.
Картина уже в XVI веке играла важную роль в пропагандистской войне Польши против России. Резонно предположение, что ее замысел был связан с успешными переговорами Ягеллонов и Габсбургов в 1515 году. С помощью этой картины Польша демонстрировала, как в кровопролитном бою она спасла христианский мир от нашествия варваров с Востока. Вбрасываемые в Европу польские пропагандистские сочинения, распространявшиеся в Священной Римской империи на германских и итальянских землях, преследовали ту же цель.
Идеологическая роль Оршанской битвы 1514 года совершенно неожиданно воскресла в наши дни. В 1992 году белорусские националисты предложили сделать 8 сентября днем воинской славы Белоруссии, потому что в этот день именно белорусы разбили армию Василия III. Комментарии здесь излишни.
Кайзер Василий III
Династия Ягеллонов, к которой принадлежал король Польский и великий князь Литовский Сигизмунд I, в начале XVI века приобрела в Европе большую силу. Владислав II Ягеллон был королем Венгерским (1490–1516), Чешским (1471–1516), Хорватским (1490–1516). Его сменит Людовик II, король Чехии и Венгрии (1516–1526). Таким образом, роду Ягеллонов принадлежали огромные владения в Центральной и Восточной Европе.
У кого много добра, у того немало врагов. Соперниками Ягеллонов были Габсбурги, династия, правившая в Священной Римской империи. Еще со времен Ивана III Москва пыталась сблизиться с Габсбургами и заключить союз как раз на ниве совместного противостояния Ягеллонам. То есть для Москвы главным был мотив: «Будем дружить против нашего общего врага». Позиция империи была гораздо сложнее. Конечно, враг Ягеллонов — наш друг. Но друг какой-то сомнительный: империя считала себя центром христианского мира, а тут некие схизматики. В то же время ценность русского «друга» в военном отношении не вызывала сомнений, и казалось очень полезным использовать его в антимусульманской лиге в качестве ударной силы против турок. Дело за малым: надо добиться решающего влияния на русскую политику, контролировать ее и, насколько возможно, направлять в собственных интересах. Московиты хотят сотрудничать? Отлично! Они варвары и все равно не поймут, что ими манипулируют…
17 июня 1509 года в Москву доставили грамоту императора Максимилиана от 19 февраля, в которой он называл Василия III «другом нашим возлюбленным». Цесарь писал о просьбе Любека и ганзейских купцов восстановить торговые отношения с Россией. Инициатива к сближению, таким образом, исходила от германской стороны. Василий III уловил полученный сигнал и 9 августа отправил Максимилиану письмо, в котором в качестве жеста доброй воли давал согласие на восстановление в Новгороде ганзейского торгового двора, разоренного по приказу Ивана III в 1494 году [158] . Правда, переговоры о его открытии затем велись с новгородцами, и они всячески под разными благовидными предлогами затягивали решение вопроса. Но все равно начало смягчению отношений между Россией и империей было положено.
158
Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными. СПб., 1851. Т. I. Памятники дипломатических сношений с империею Римскою (с 1488 по 1594 г.). Стб. 154–158.