Василий Каменский. Проза поэта

Каменский Василий Васильевич

Буйно славил Степан буйную молодость.

Взбирался с удальцами на вершины Жигулевские, протягивал сильные руки в синедальную сторону, к самарскому кургану, к червонным песчаным берегам, к зеленым прикрытным островам — и кричал всемогучей грудью:

— Эй, на, на возьми! Полымем яростным расцветай расцветно, молодая жизнь!

Бейся колоколом, сердце разгульное. Искрись алыми искрами, пенься алой пеной, кипучая кровь!

А ты, башка кудрявая, с большезоркими глазищами, крепче держись, беспокойная, затейная, на спокойных

плечах!

Не то еще вынесу, не с эстоль приму на себя, не таковским еще замирюсь с судьбой!

Видно, недаром сдружились с Жигулевскими вершинами, недаром воду из Волги пьем, да кровью-вином запиваем.

Так ли, не так ли жизнь развели, как пожар лесной? А будто так! Эх, мазь-яры, и впрямь будто так, ежели сыты, обуты, одеты, да ржем жеребцами, да победы одерживаем такие разудалые, что царскому войску не под силу стали, — вот как голытьба распоясалась. Не удержишь!

— А ну-ка, удальцы братья вольные, парни чугунные, души кумачовые, — давайте-ка сюда на поляну прикатите бочоночки браги медовой — выпьем за верхний симбирский путь, за силушку нашу несокрушимую, за удачу ратную, за молодость победную.

— Распируем три денька, три ноченьки, а на заре четвертой сядем на струги свои верные, заведем песни молодецкие, да ударим в крепкий лад расписными веслами.

— Гуляй, наша вольная молодость!

— Шуми!

— Развернись в Симбирск!

Эй, качай наша, качай, Знай раскачивай, качай. Ухнем ухом, Бухнем брюхом.

— Расшибем!

— Стой! Укатится!

— Не шали!

— Харым-ары.

— Поддержи!

— Балма-ла.

— Чаль! Чаль чалку!

— Готовь костры.

— Свищи. Гуди!

— Бушуй!

— Мотри!

— Рой пяткой.

— Верещи!

— Кружи!

— При!

— Напором при!

— Не застуй.

— Снаряжай струги.

— Набирай моготы!

— Ворочай!

— Заводи, чугунники!

— Запевай, кистеньщики!

— Прочищай глотки.

Эй, за весла, братцы вольные; Эй, соколики сокольные: Держи май — Разливье май, — Сами жизнь мы делаем. Пуще, гуще Нажимай, Нажимай на левую. А вот чивай, да вот чивай, Да чаще брагой потчивай.

Будто цветы на лугах, пестрели в горах молодчики, разъяренные вольностью, обветренные ветрами удач, прокопченные солнцем веселья, уснащенные, как мачты, снастями надежд, настроенные в дружный лад, ровно гусли звончатые.

И не было числа этим буйным головушкам понизовой вольницы,

как не было конца притоку с дорог сиротских.

В горах Жигулевских

Будто исполинские верблюды сплошным караванным стадом залегли Жигулевские горы по приютному правому берегу Волги.

Иные свои губастые головы опустили в воду и пьют не напьются.

И пусть пьют.

А на жирных, заросших густозеленью горбах вольготно удальцам понизовым прятать животы свои, да ветрам буйным кумачовую славу пускать по свету.

Ну, и лихо по ночам в горах: крики, хохот, вдруг тихо, свист, рожки, вдруг грозно, выстрелы, песни, уханье дозорных, мычание, вдруг звездно, звериная ругань, раскатные слова.

На сторожевых вершинах костры.

— Верещи шибче!

— Вой!

— Гни!

— Царапай!

— Полулешачье! Варначина!

— Ой! Ядрена масленица! Лезь!

— Выворачивай!

— Обруснет!

— Кто ползет, окаянный?

— Чш-ш-ш……свойские, разинские. Нюхаем…

Гуляют удальцы по ночам.

Многие спят на вершинах высоких сосен да елей, качаются рыжечугунные пареньки, вспоминая в снах зыбкие руки матери и свою маленькую тогда судьбу чуть-чуть.

Или иной удалец, качаясь на высоченной вершине сосновой, лежит и во все глаза смотрит на звезды.

И всю ночь его удивленная душа бродит по звездолинным дорогам, прислушиваясь к мудрому течению покоя и вздрагивая иногда от изумрудного шума падающих звезд.

Всю ночь иному удальцу нет никакого дела до всего остального, кроме звездолинных дорог.

Он не слышит. Не знает. Не чувствует. Нет, и ничего-нетно…

В странноскитаниях болтается душа на полянах раздумья, склоняясь к журчальным истокам мудрости.

А когда с востока небокрая протянутся бледные руки рассвета в синюю глубь — вернется из странствий душа.

Удалец нащупает холодный кистень, крепко сожмет дубовую рукоятку, крикнет вниз:

— Барманза-ай-й!

И заснет могучим обильным сном.

Солнцевстальные лучи и птицы разбудят молодцов. Кто умоется росной душистой травой, кто пойдет к журчью, кто спустится к Волге, — уткой ныряет.

— День прожить и то — удивленье.

— А мы — гляди — обожрались днями.

— И-эх, жизнь-малина!

— Выходи! Ешь!

— Кто шире меня размахнется, кто?

— Рразз — в гриву!

— Бар-мара!

— Кто выворотит этот сосновый пень?

— Коленом. Жми. Крепче.

— Ид-ид-ид-ид.

— Рыжую пневую пыль глотай.

— Кто взгарабается на дерево вверх ногами?

— При! Лезь! Вяжи!

— Ухх — носом — е — мать еловая.

— Ой, некуда силу деть.

— Рожай урожай!

— Гарабайся на сосну.

— Садись на верхушку, свисти соловьем.

— Сучок в глаз залез.

— Стой! Держи! Опп!

— Прямо на брюхо — бухх!