Василий Тёркин

Твардовский Александр Трифонович

В целом же за 29 лет прижизненных публикаций текст «Василия Теркина» претерпел многие изменения, а может быть и утраты, о которых трудно теперь судить, строя только догадки относительно мотивов и причин тех или иных изменений. Тем более что ни о каком почти вариантном тексте «Василия Теркина» невозможно сказать, что он забракован автором по своей художественно-эстетической неполноценности. Все это — выразительные, содержательные, превосходные стихи, обладающие всеми качествами стиха Твардовского. Чтение отброшенных редакций и вариантов доставляет такое же наслаждение, как и восприятие основного текста.

Прежде всего, автор отказался от включения в окончательный текст тех глав, в которых речь идет о пребывании Теркина по заданию генерала за линией фронта и у смоленских партизан («Рассказ партизана» и др.). Это самоограничение

убедительно мотивировано самим автором в его «Ответе читателям» как преодоление «соблазна сюжетности», которая сводит книгу к какой-то частной истории, мельчит ее и лишает той фронтовой «всеобщности», которая в книге уже наметилась, отражая типичность героя и нарицательность его имени.

Ради той же «всеобщности» и устранения частностей сокращена была, думается, и глава «Поединок», в которой Иван Савчук (первоначальной редакции) оказался единственным персонажем произведения (кроме Теркина), наделенным собственным именем и детальной характеристикой. К тому же эта характеристика противоречит характеру Отечественной войны и образу основного героя, духу и смыслу всей поэмы Твардовского.

Ряд изменений связан с отказом Твардовского от первоначального намерения вывести Теркина в офицеры, сделать его «лейтенантом». Это плохо вязалось с основной мыслью «Книги про бойца», выводящей представителя самого широкого контингента «тружеников войны». Мысль вернуть Теркина в солдатскую массу возникла, по-видимому, вскоре после опубликования в газете соответствующих глав, и в журнале «Знамя» (1945, № 8) в главе «Дед и баба» вместо слова «командир», относящегося к Теркину, последовательно ставилось: «старшой», «молодец», в главе «На Днепре» вместо: «Вывел взвод» — «И вступил», и т. п.

Среди наиболее заметных перемен текста следует отметить три строфы, исчезнувшие при подготовке небрежного, как уже говорилось, издания «Роман-газеты» (1946) из главы «На Днепре»:

И еще не настоящим Берег чудится родной. Чем-то странным и щемящим, Новизной и стариной. — Тут бы, братцы… Тут бы знамя Развернуть. Гляди весь мир: Наступаем. Днепр за нами! А, товарищ командир?.. — Погоди, маленько рано, — Не сказал, подумал тот, — Знамя сзади под охраной В полковых тылах идет.

Выпавший текст заключался между строчками, единообразно начинающимися со слов: «И еще…», и таким образом легко мог быть пропущен случайно при перепечатке или наборе. Пропущенные строфы принадлежат к самым ярким, кульминационным и психологически убедительным местам поэмы, и в результате их выпадения недостаточно осмысленной стала следующая строфа, содержащая размышление взводного по поводу сделанного ему предложения развернуть знамя:

И еще в разгаре боя, Нынче, может быть, вот-вот, Вместе с берегом, с землею Будет в воду сброшен взвод.

Можно предположить, что исчезновение этих строф, где употреблено слово «командир», связано с отказом Твардовского от намерения выводить Теркина в офицеры. В связи с этим, действительно, автор вносил в текст некоторые изменения (см. выше). Но все эти изменения были сделаны уже при печатании соответствующих глав в журнале «Знамя» (1945, № 8) и закрепились в двух изданиях 1946 г. — издательства «Советский писатель» (одно из самых авторитетных по тексту изданий «Теркина») и Воениздата. Во всех этих изданиях упомянутые три строфы оставались нетронутыми. Кроме того, первая из исчезнувших трех строф не имеет отношения к теме Теркина-командира. К тому же, изъятие этих трех строф не спасало положение, потому что несколько ниже в той же главе остаются даже слова «товарищ лейтенант», и они определенно относятся к Теркину (см. далее: «Теркин строго говорит…»). Теркин здесь назван также и «взводным», да и по всему смыслу дальнейшего текста видно,

что он — командир. Вышеупомянутые авторские поправки достигли своей цели не вполне: некоторые читатели и критики и в окончательном тексте воспринимали Теркина как произведенного в офицеры. Так, А. Тарасенков писал: «Главный герой поэмы — солдат, а впоследствии офицер Красной Армии, Василий Теркин…» 195

195

Ан. Тарасенков. Идеи и образы советской литературы. М., «Советский писатель», 1949, стр. 179. Ср. его же: «Не случайно, а вполне закономерно, по всей логике развития человеческого характера, Василий Теркин на протяжении войны из рядового бойца становится офицером. Об этом автор поминает как бы вскользь в новых главах поэмы, опубликованных в журнале «Красноармеец». Но это черта существеннейшая, без которой Теркина нельзя до конца понять» («Звезда», 1945, № 5-6, стр. 148).

Возможно, эта констатация и побудила Твардовского в № 8 «Знамени» за 1945 год произвести в тексте указанные изменения.

И. А. Мохирев тоже считает, что Теркину после проявленной им инициативы в бою «впоследствии присваивают офицерское звание» («Ученые записки Кировского гос. педагогич. института им. В. И. Ленина», вып. 11. 1957, стр. 77).

Существующая в этом смысле неясность и недоработка отчасти объясняются нелюбовью Твардовского к переделкам произведений, уже написанных. Ему проще и легче было сокращать текст, чем заниматься саморедактированием и дописыванием. По наблюдениям М. И. Твардовской, его исправления часто бывали хуже изначального текста: волюнтаризм порыва, иногда отсутствие нужного для раздумья времени и спокойствия, жесткие сроки вычитки корректур, утрата той «волновой энергии», вдохновения, которые наполняют творца во время большой работы над большой вещью, — всё это приводило к тому, что позднейшие поправки нередко оказывались слабее исконной ткани произведения.

В том же издании «Роман-газеты» исчезли еще две строфы из главы «Гармонь» (после стиха 97); первоначальный текст:

Что-то медленно по слуху Подбирал, как будто лень, На гармонь склонившись ухом, Шапку сдвинув набекрень.

В изданиях «Советский писатель» и Воениздат (1946) вслед за этим была поставлена еще одна строфа:

Позабытый, деревенский Вдруг завел, глаза закрыв, Стороны родной смоленской Грустный памятный мотив.

В издании «Роман-газеты» обе эти строфы исчезли. Впоследствии получилось так, что печаталась только одна вторая строфа (за исключением некоторых изданий, не влиявших на дальнейшую трансформацию текста, как, например, Гослитиздата 1949 г., Воениздата 1950 г., Детгиза 1954 г., где восстанавливались обе строфы).

Менее существенные утраты, например, выпадение отдельных стихов, возможно, имели место при публикации произведения в журнале «Знамя». Например, в главе «Генерал» после стиха 13 стояло: «Где-то огненным забором», — исчезнувшее в публикации «Знамени». Случайный характер этого пропуска можно подозревать, в частности, потому, что стих в строфе был дополнительным, пятым, так что выпадение его не нарушало строфы, а также и потому, что в «Знамени» по небрежности были пропущены и другие строки и допущены разные опечатки.

В целом ряде мест (в главах: «Перед боем», «О войне», «Поединок», «О любви», «В бане» и др.), судя по вариантам, можно подозревать редактуру. Особенно интенсивно она велась, по-видимому, при публикации текста в журналах «Красноармеец» и «Знамя», в изданиях 1942, 1944 и 1946 гг. Изымались или заменялись другими стихи, вроде (в журнале «Красноармеец»):

Мимо их висков вихрастых, Возле их мальчишьих глаз Смерть в бою свистела часто И минет ли в этот раз?