Васюган — река удачи
Шрифт:
— Тук-тук!
Дружок, не отрывая взгляда от книги, спрашивает:
— Кто там?
— Агдам.
— Пошел вон!
И снова вдумчивое чтение, полет к иным, не вертолетным горизонтам.
Нефтегазодобывающие управления Стрежевское и Васюганское находятся в одном здании. У крыльца двое мужчин лет сорока ведут неторопливый разговор:
— В какое НГДУ махнем?
— Давай на Васюган. Говорят, в Пионерном житуха хорошая. Горячая вода в общежитиях.
— А на Вахе рыбалка хорошая.
— Из Пионерного в Томск самолеты напрямую летают.
— До Ваха дорога хорошая: сто верст и все плитами.
— Закрывай глаза. Крути пальцы. Сойдутся два раза — выбираем Васюган.
Не сошлись. Пошли устраиваться в Стрежевское НГДУ. Каждый нащупывал в кармане свои «корочки». Специальностей много: сварщики, слесари, монтажники, трактористы.
К великому огорчению, обоих не приняли на работу ни в одном управлении. В отделе кадров, полистав трудовые книжки, разбухшие от вкладышей, ставили безошибочный диагноз: летуны.
— Ваши рабочие не летуны, что ли?! — напирали обладатели «корочек». — Тоже во все концы летают — вахты из Томска, Новосибирска, Целинограда, Павлодара, Омска, Донецка…
— Наши летуны особые — стрежевского неба, — отвечали им. — А вы весь Союз облетали, не нашли себе постоянного рабочего места.
— Обещаем по три года не срываться с якоря.
Но якорь у томских нефтяников брошен не был.
Идут молодые вахтовики в сберкассу, переводить в Фонд мира добровольные денежные взносы.
— Внесу 25,— говорит коренастый Семенов, неуклюже переставляя по бетонным плитам великоватые резиновые сапоги.
— Гри-и-ша! Ведь у тебя дед погиб под Варшавой, — напоминает приятель, перекладывая сетку со свежими огурцами из правой в левую руку. — Деду-то всего двадцать восемь было…
— Переведу сорок, — после короткого раздумья и глубокого вздоха повысил сумму Семенов.
— Гри-и-ша! У бригадира нашего отца убило.
— Ладно. 60 и точка!
— А сколько наших земляков-сибиряков полегло?!
— 80!
— Про двадцать миллионов погибших соотечественников не забудь. Мы же, считай, сейчас в фонд Жизни пойдем переводить деньги.
Семенов воодушевился.
— Давай по 120! Чего нам мелочиться?! Это же сумма премиальных за два месяца.
— Округляй до 150. Будет мир — будут у нас новые деньги.
Тщательно вытерли сапоги.
Торжественно зашли в сберкассу.
Два праздника — добычу миллионной тонны васюганской нефти и стомиллионной стрежевской — водитель КрАЗа Андрей Сухоруков отмечал в ресторане «Сказка». В общежитии улыбался до ушей и ворчал на ребят, почему они равнодушны к таким важным событиям.
Сосед но комнате Горкасспко, родом с Полтавщины, скосив на шофера маленькие зеленоватые глаза, ехидничал:
— Дурак ты, Аидрюха! Радуешься
— Ничего ты не понимаешь! — не теряя веселого расположения духа, совестил черноусого пария Сухоруков. — Если ты землю теткой считаешь, то она и тебе кое-что припасла в наследство. Оставила она всем нам хитрое завещание: возьмите, дескать, мои миллионы нефтяные из-под болот и тайги. А-а-а? Уяснил?!
— Спи, миллионер!
— Нет, вдумайся в цифру, захолустная твоя душа! Первый миллион васюганской нефти! Родился он 20 мая 1982 года. Даже время точнейшее зафиксировано — 16 часов 50 минут. Миллион?! Потом их будет много, но первый! Это же единица и шесть нолей по соседству!
— Ты единица или ноль? — гнул свою линию Горкасенко, доставая пальцами из стеклянной банки консервированную сливу.
— Я-то?
— Да, ты-то.
— Я, может, точка после этой цифры. Высыпал последний самосвал песка на площадке под новую буровую вышку — и поставил этим точку.
— Ро-ман-тик!
— Хочешь, врежу?! — соскочив с кровати, подступился к скептику Андрей. — Не додай тебе копейку в получку— бухгалтерию передушишь. Приехал со своим безразмерным аршином северные рубли мерить. У одной
«Татры» душу вытряс. За другую примялся. Крутить баранку и осла можно научить. Эта машина знаний требует. Сам ты ноль пустостенный!..
Напуганный неожиданным оборотом дела, Горкасенко молчал, выпучив на водителя боязливые глазки. От волнения он не мог выдавить зубами и языком косточку из сливы. Она торчала за щекой большим бугристым нарывом.
— Ты мой миллион не трожь! — ворчал, укладываясь в постель, шофер. — Мне его не тетка — мать-земля дала… там их еще много… да, много… все наши.
Бывший таксист Ефремов везет меня на КрАЗе из Катыльгинского песчаного карьера в Пионерный. Разговорились.
— Я «Волгу» на Васюган променял. Не жалею. В городе светофоры, клиенты, гаишники замучили. До сих пор дверцы в голове хлопают… Выполнял раз необычный заказ: привозил для церкви три ящика кагора. Это вино у церковников за кровь господнюю сходит во время причащения. Подают его к обедне с кусочком просвиры… Ладно. Везу. На первом сидении заказчик в черном одеянии. Глаз со счетчика не сводит, вздыхает. Думаю: «Ах ты, церковная крыса, копейки считаешь! Или приход обнищал? Пузо-то у тебя, чай, не воздухом накачано?!». Ладно. Приехали.
Помог из багажника ящики выгрузить.
— Можно, — басит служитель, — с тобой кагорчиком рассчитаться?! После работы «причастишься» с устатку.
Отвечаю:
— Завтра на Север еду. Там васюганской нефтью причащусь. Господняя кровь жиже земной… Плати по счетчику и прощай!
Мимо с коротким рыком проносятся порожние «Татры», КрАЗы, трубовозы.
Смотрю на кованые, в рыжей шерсти, руки водителя. Думаю: они по крепости не уступят тому материалу, из которого отлита черная отполированная баранка. Везем песок для отсыпки дороги на Оленье месторождение.