Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж
Шрифт:
– А какие пройдут?
– Онтипа-кормщика, потом, Ферапонта, Олексия…
– Так, – князь на секунду задумался. – Вестовые. Сигнальщики – живо сюда.
Вызывая нужные ладьи – легкие, с малой осадкой – взвились на мачте разноцветные вымпелы… Часть бывших при князе судов тут же бросилась на замену к плотно обложившим ганзейцев ладейкам. Враги уже не стреляли – было не до того, с их палуб лилась громкая музыка абордажного боя: кто-то хрипел, кто-то орал, кто-то ругался, звенели сабли и палаши, а вот гнусаво запела труба – из Ладоги подходила помощь, флотилия посадника на тяжелых насадах
– Быстрее, быстрее! – нетерпеливо подгонял князь.
Юркие ладейки ходко продвигались вдоль левого берега, а сразу за излучиной вывернули на середину реки. Ратники гребли, себя не жалея, мерно опускались в синие воды Волхова тяжелые весла, форштевни боевых новгородских ладей-ушкуев с пеной рассекали волны.
– Впереди корабль, княже! – выкрикнул с мачты марсовый. – Ганзейский!
Вожников вскинул к глазу подзорную трубу, сразу же узнав угловатые очертания когга, мачту с прямым парусом, квадратную корму с мощным навесным рулем. Не каракка, не каравелла и даже не неф, кораблик сугубо утилитарный, без особых красивостей.
– Ходко идет, гад, – посетовал кормчий. – Велишь поставить паруса, господине?
– Нет, – отмахнулся Егор. – Скоро излучина – там и нагоним.
Так и вышло. Неуклюже совершив поворот, когг резко затормозился – парус его пару раз хлопнул и бессильно повис, едва ловя ветер.
– А ну, поднажмем, парни! – передав подзорную тубу оруженосцу, князь радостно потер руки. – Пушки – готовь!
Артиллерия на княжьих стругах стояла особая, усовершенствованной новгородской работы – на тысячу саженей палила запросто!
Вздернулся, взлетел на мачту коричневый вымпел, что означало – «Готовиться к огненному бою!» – его быстро сменил красный – «Пли!»
Бухнули пушки, просвистевшие над водой ядра большей частью пролетели мимо, однако парочка с грохотом угодили в корму, а следующим выстрелом напрочь снесло мачту!
Бросаемые вперед мощными гребками дружинников, ладьи вынырнули из облаков плотного порохового дыма – высокая кормовая надстройка когга оказалась уже совсем рядом, перед глазами.
Невдалеке испуганно прижался к берегу юркий рыбачий челнок. Махавший веслами сивобородый мужик в сермяжной, с заплатками, рубахе, оглянулся на сидевшего впереди, на носу миловидного юношу – светлоглазого, светловолосого, с тронутым золотистым загаром слегка скуластым лицом. Просторная рубаха была явно великовата отроку, пришлось почти до локтей закатать рукава, обнажив тонкие, с голубыми прожилками, руки, по-девичьи маленькие, изящные. Левое запястье было замотано тряпицей… видать, парень поранился где-то. Рядом, на носу, лежала котомка с пожитками, не особо большая, однако – рыбак заметил! – тяжелая.
– Ну, что, отроче? Испужалси?
– Да так, – парень пожал плечами, не отрывая напряженного взгляда от разворачивающегося на реке действа. – Бывало и хуже.
– Да ну, – не поверив, засмеялся рыбак. – Где ты такое видел-то? Эвон палят-то! Как бы и нас не зацепили.
– Не зацепят, – юноша покривил тонкие губы и неожиданно приказал не терпящим возражений тоном: – А ну-ка, давай
– К кораблю-у-у?! – замахал руками мужик. – Да что ты, что ты! Мы так не договаривались, окстись, тамо же…
– Вот, держи, – вытащив из котомки золотую монету, парень швырнул ее лодочнику. – Не сомневайся – настоящий рейнский гудьден.
– Счас попробую.
– Пробуй, пробуй, зуб только не сломай. Скорее только давай, пока дым не рассеялся.
– Да гребу уже, гребу!
Спрятав золотой за щеку, рыбак проворно заработал веслами, так, что челнок понесся по мелководью быстрокрылой птицей. В этот момент с обреченного когга дали еще один залп, слишком уж торопливый, никому не причинивший вреда, так что непонятно было, зачем и стреляли?
– Поворачивай, поворачивай, человече!
На миг обернувшись, юноша снова вгляделся в дым и вдруг резко поднял руку:
– Стой! Суши весла.
Вот этой просьбе-приказу лодочник повиновался с куда большей охотою, не особо-то хотелось рыбачку лезть в самое пекло даже за рейнский «тяжелый» гульден, уж лучше тут вот постоять, на мели… еще лучше – чуть сдать к берегу, да забиться в густой камыш.
– В камыши давай! – странный пассажир словно подслушал мысли рыбака. – Живее.
– Это ничо! – разворачивая лодку, обрадованно закивал рыбачок. – Это мы сладим.
О борта челна зашуршал камыш, а позади вырвалась из порохового дыма еще одна лодка – разъездная шлюпка с когга, что обычно тащили за кормой на прочной веревке. В шлюпке, умело орудуя веслами, сидели двое – худой, с курчавой бородкой, парень и белобрысый мужчина с красивым надменным лицом.
Юноша с рыбачьей лодки, чуть приподнявшись и раздвинув камыши, даже услышал слова:
– Греби, греби, мил человеце! Во-он туда, в камышины.
– Понял, господине… гребу. Эх, славно ты придумал с дымом!
Бросив шлюпку в камышах, двое беглецов выбрались на крутой берег и скрылись в лесной чаще.
– Давай к челну, – быстро распорядился отрок.
Сивобородый лодочник уже ничему не удивлялся, слава богу, хоть под стрелы да ядра не подставились, а уж тут-то… Да еще гульдены грели душу, один-то парняга заплатил сразу, еще в Ладоге, а другой вот – сейчас…
– Все! – выпрыгнув из челна, юноша кинул лодочнику серебряху. – Будь здоров, не кашляй.
– И ты будь здрав.
Проводив беспокойного пассажира взглядом, рыбак хмыкнул в кулак и довольно покачал головой. Ну, слава святому Клименту, теперь можно и домой, восвояси. С этаким-то уловом! Чуть обождать, пока вся эта катавасия не закончится, и…
Мощный удар секиры едва не сломал князю саблю! Пришлось все ж подставить клинок, уж больно неожиданно спрыгнул с кормовой надстройки вражина – дюжий молодец с круглым красным лицом и смешным – картошкою – носом. Спрыгнул, да с ходу – секирой – куда уж тут было деваться? Хорошо, сталь дамасская не подвела – ордынский подарок. Сама великая ханша Айгиль прислала – смешливая молодая девчонка с горящими шоколадными глазами – год назад сию сабельку в подарок прислала. Хорошая сабля – с удобной, щедро украшенной затейливой золотой вязью, рукоятью и тяжелым, с небольшим изгибом, клинком.