Ватерлоо Шарпа
Шрифт:
Однако если каре выстоит и даст залп в нужный момент, такого не произойдет. В каждой стороне каре было четыре ряда. Первые два ряда встали на одно колено и прочно уперли мушкеты с примкнутыми байонетами в землю, сделав таким образом изгородь из острой стали. Вторые два ряда стояли наизготовку с мушкетами наперевес. Дав залп, первые две шеренги не будут перезаряжать оружие, а только сильнее упрут мушкеты в землю. Задние ряды будут стрелять, перезаряжать и снова стрелять, лошади не смогут преодолеть такое препятствие и будут отворачивать в стороны, попадая под огонь флангов каре.
Но
— Тупой ублюдок ошибся! — с ликованьем сказал Харпер.
Командующий французской кавалерией выстроил своих людей в линию, но в линию такую широкую, что фланги кавалеристов могли обстреливать с Угумона и Ла-Э-Сент. Эти бастионы, лежащие перед британскими позициями как волнорезы все еще осаждала французская пехота, но у защитников ферм нашлись мушкеты и винтовки для такой соблазнительной цели как кавалерия, которой пришлось уплотнить ряды. Ряды кавалерии, более толстые в центре, еще больше утолщились, когда начали взбираться на британский склон и теперь они были больше похоже на колонну на марше, чем на атакующую шеренгу. Когда всадники приблизились к гребню холма, они еще сильнее уплотнились из-за угрозы фланговых батарей. Воздух был полон звуками бряцающей упряжи, хлопаньем ножен о бедра и топотом копыт.
Британские пушки заглушили все эти звуки. Первый залп дала батарея девятифунтовок на гребне холма. Снаряды глубоко врезались в спрессованную кучу лошадей. Второй залп был шрапнелью и Шарп услышал, как мушкетные пули ударяются о нагрудники кирасиров. Артиллеристы перезаряжали свои пушки в бешеном темпе, впихивая заряд в горячие стволы, когда уже звук рожка бросил кавалерию в легкий галоп.
— Огонь! — раздался последний залп из пушек. Шарп успел заметить спутанный клубок из лошадей и людей, затем они с Харпером развернулись и поскакали к ближайшему каре. Другие офицеры, стоящие на гребне холма, также поскакали на безопасные позиции.
Шарп и Харпер проскакали сквозь открытую брешь каре гвардейцев, которые сразу сомкнули ряды, пропустив двух стрелков. В тридцати ярдах перед каре батарея конной артиллерии поджидала врага.
Французы подъехали уже близко, но все еще были скрыты гребнем холма, наступила какая-то странная тишина. Французские пушкари, опасаясь попасть в собственную кавалерию, прекратили огонь, а ближайшие британские пушки не видели целей. Тишина была не полной, вокруг Угумона и Ла-Э-Сент раздавались выстрелы и крики солдат, а в восточной части долины стреляли орудия и все громче и громче раздавался стук копыт, но после окончания французского обстрела все равно казалось, что наступила тишина. Радость от окончания канонады была почти осязаемой. Люди, затаив дыхание, глядели на пустой пока гребень холма.
Где-то раздался звук рожка.
— Не стрелять, пока мусью не покажутся! — проскакал вдоль каре, где укрылись Шарп, Харпер, майор гвардии. — Пусть ублюдки подойдут так близко, чтобы можно было учуять запах чеснока! Прекрати улыбаться,
Харпер, которому понравилась речь майора, ухмыльнулся едва ли не сильнее, чем лыбились гвардейцы. Майор подмигнул Шарпу и продолжил.
— И не тратьте понапрасну порох! Вы ведь гвардейцы, это значит почти что джентльмены, так что ведите себя прилично!
И вдруг на гребне холма появились кавалеристы. Секунду назад никого не было, и вдруг кавалерия заполонила весь гребень, к тому же кирасиры ринулись во весь опор. Артиллерия между каре открыла огонь.
Стройную фигуру кавалеристов будто разрубили топором, когда сквозь нее прошло ядро. Пушкари прочистили стволы, забили заряд, пропихнули сверху снаряд со шрапнелью и отскочили, чтобы не попасть под отдачу.
— Огонь! — на этот раз залп шрапнелью снес не менее дюжины человек, а артиллеристы оставили свои пушки и укрылись внутри каре. Банники и запалы пушкари взяли с собой.
Но пушечным огнем кирасиров было не остановить. Они обогнули мертвых и умирающих и ринулись на британцев. Они поверили в себя, разгромив «красных германцев», а их генерал обещал, что между ними и брюссельскими шлюхами останется лишь горстка деморализованных «чертей», а сейчас они обнаружили, что это совсем не так. За гребнем холма стояли пехотные каре, враг был совсем не деморализован, а готов к бою.
Но все же они были кирасирами Императора, и если им удастся прорвать каре, то их ждет слава. Высоко над британскими батальонами развевались знамена и тот, кто их захватит, будет навеки вписан в историю Империи, поэтому всадники прокричали боевой клич и направили на британцев свои палаши.
— Первая и вторая роты! — при приближении врага майор отбросил шутливый тон. — Ждать моей команды! — он помедлил. Шарп уже слышал хрип лошадей, видел скрытые шлемами перекошенные лица кирасиров, и тут майор, наконец, приказал: — Огонь!
Фронт каре скрылся за мушкетным дымом, а лошади заржали от боли. Первые две шеренги, не перезаряжая мушкеты, уперли приклады в землю и каре ощетинилось изгородью из острой стали. Задние две шеренги перезаряжали с такой скорость, какую можно было ожидать от людей, чья жизнь зависела от скорости стрельбы.
Какое-то мгновение гвардейцы ждали, что какая-нибудь мертвая лошадь долетит до фронта каре и прорвет его, затем увидели за клубами дыма кирасиров. Они отвернули в сторону, разделившись на два потока. Лошади не врубились в каре, а свернули в бреши между каре.
— Огонь! — отдал команду офицер на фланге каре. Пуля попала лошади в грудь, она споткнулась и всадник, с открытым от страха ртом, перелетел через ее голову. Другого убитого кирасира невредимая лошадь тащила на стременах.
— Огонь! — снова дал залп фронт каре, на этот раз пули полетели в красных улан. Лошади улан тоже последовали за кирасирами по сторонам каре, в поисках безопасности, но это было совсем не безопасно, а напротив, они попадали под залпы нескольких шеренг. Но все же уланы были храбрецами и мечтали о том, чтобы принести Императору победу на остриях пик.