Вавилон. Сокрытая история
Шрифт:
– И что произойдет, когда дождь перестанет? – спросил Рами.
Ни у кого не было на это обнадеживающего ответа.
В тот же вечер охрану башни удвоили. Почту теперь получали и сортировали два новых клерка в специальном помещении на другом конце Оксфорда. Вход в башню круглосуточно охраняли полисмены. Профессор Плейфер установил над парадной дверью новый комплект серебряных пластин, хотя, как обычно, отказался сообщить, какие словесные пары использовал и каким образом они действуют.
Эти протесты явно нельзя было назвать незначительными. По всей Англии происходили какие-то изменения, последствия которых Робин с друзьями только начинали осознавать. Оксфорд, отстающий от остальных крупных городов
В полной мере последствия так называемой серебряной промышленной революции, как назвал ее Питер Гаскелл всего шесть лет назад, только начинали ощущаться по всей стране. Машины, работающие на серебре, которые Уильям Блейк назвал «сатанинскими мельницами», быстро заменяли кустарный труд, но, вместо того чтобы принести всеобщее процветание, вызвали экономический спад и увеличили разрыв между богатыми и бедными, вскоре ставший темой для романов Дизраэли и Диккенса. Сельское хозяйство пришло в упадок; крестьяне массово переезжали в города, чтобы долгие часы трудиться на фабриках, где они теряли руки, ноги и жизни при ужасных несчастных случаях.
Новый Закон о бедных 1834 года, призванный сократить расходы на помощь бедноте, был по своей сути жестоким и карательным; он лишал финансовой помощи, если заявители не переселялись в работный дом, а работные дома были таковы, что никто не хотел в них жить. Обещанные профессором Ловеллом прогресс и просвещение принесли лишь нищету и страдания; новые рабочие места, которые, по его мнению, должны были занять оставшиеся без работы, так и не появились. Воистину, единственными, кто, похоже, выиграл от серебряной промышленной революции, были богачи и те немногие избранные, кто оказался достаточно хитер или удачлив, чтобы разбогатеть.
Но эти течения были нестабильными. В Англии шестеренки истории вращались быстро. Мир становился все меньше, все более механизированным и неравным, и пока было неясно, чем все закончится и что это будет означать для Вавилона и даже для самой империи.
Однако Робин и его однокурсники поступили так, как всегда поступали студенты, – склонили головы над книгами и сосредоточились исключительно на своих проектах. Протестующие в конце концов исчезли с улиц, когда присланные из Лондона войска посадили главных зачинщиков в Ньюгейт. Студенты перестали задерживать дыхание каждый раз, когда поднимались по ступеням в башню. Они научились мириться с наплывом полиции, а также с тем, что теперь доставка новых книг и корреспонденции занимала вдвое больше времени. Они перестали читать редакционные статьи в «Оксфордской хронике» – новоиспеченном радикальном издании, выступавшем за реформы, которое, казалось, вознамерилось подорвать их репутацию.
И все же они не могли не замечать газетных заголовков, вопящих на всех перекрестках по пути к башне:
Вавилон – угроза национальной экономике?
Из-за пластин люди оказались в работных домах.
Скажи нет серебру!
Все это было огорчительно, но, по правде говоря, Робин спокойно мирился с беспорядками, пока мог не обращать на них внимания.
Однажды дождливым вечером по пути на ужин домой к профессору Ловеллу Робин увидел семью, сидящую на углу Вудсток-роуд с оловянными кружками для милостыни. Нищие были обычным явлением на окраинах Оксфорда, но целые семьи встречались редко. Двое маленьких детей помахали ему, когда он подошел, и при виде их бледных, мокрых от дождя лиц он ощутил укол вины, остановился
– Спасибо, – промямлил отец семейства. – Да благословит вас Господь.
У мужчины отросла борода, а одежда изрядно потрепалась, но Робин все равно узнал его – это был, без сомнения, один из тех, кто несколько недель назад кричал в его адрес ругательства по дороге в башню. Их взгляды встретились. Мужчина открыл рот, собираясь заговорить, но Робин ускорил шаг, и все слова потонули в шуме ветра и дождя.
Он не рассказал об этой встрече ни миссис Пайпер, ни профессору Ловеллу. Робину не хотелось даже думать об их положении – несмотря на преданность делу революции, приверженность идее равенства и помощи тем, кто не имеет средств к существованию, он никогда не жил в настоящей бедности. Он видел тяжелые времена в Кантоне, но никогда не задумывался, откуда возьмется следующий обед или где придется спать ночью. Он никогда не задавался вопросом, что сделать, чтобы семья не умерла с голода. Хотя он и отождествлял себя с бедным сиротой Оливером Твистом, при всей жалости к себе, факт оставался фактом: ступив на землю Англии, он ни разу не ложился спать голодным.
В тот вечер он ужинал, улыбаясь в ответ на комплименты миссис Пайпер, и выпил бутылку вина вместе с профессором Ловеллом. Обратно он пошел другим путем. В следующем месяце он забыл пойти в обход, но это уже не имело значения – семья пропала.
Надвигающиеся экзамены превратили плохой год в ужасный. Ученики Вавилона сдавали два тура экзаменов: один – в конце третьего курса, другой – на четвертом. Четвертые курсы сдавали экзамены в середине второго триместра, а третьи – до начала третьего триместра. В результате после зимних каникул настроение в башне совершенно поменялось. В библиотеках и учебных аудиториях в любое время суток толпились нервные четверокурсники, которые вздрагивали при каждом вздохе и готовы были убить, если кто-нибудь осмеливался что-то шепнуть.
По традиции в конце экзаменационной сессии Вавилон публично объявлял оценки четверокурсников. В пятницу, в полдень, в башне трижды прозвонил колокол. Все повскакивали с мест и поспешили вниз, в вестибюль, откуда выпроваживали клиентов. Профессор Плейфер стоял на столе в центре зала. Он был в парадной мантии с пурпурной каймой и держал в руках свиток, подобные которому Робин видел только в средне- вековых рукописях. Когда из башни выгнали всех посторонних, профессор Плейфер откашлялся и произнес:
– Следующие ученики сдали квалификационные экзамены с отличием. Мэтью Хаундслоу…
Кто-то в задних рядах громко вскрикнул.
– Адам Мурхед.
Студент спереди плюхнулся на пол прямо посреди вестибюля, прижав ладони к губам.
– Это бесчеловечно, – прошептал Рами.
– Страшно жестоко, – согласился Робин.
Однако он не мог отвести взгляда от происходящего. Он пока не был готов к экзаменам, но они уже близились, и сердце стучало от ужаса. Хотя, несмотря на весь ужас, это было захватывающее зрелище – узнать, кто показал себя гением.
Дипломы с отличием получили только Мэтью и Адам. Профессор Плейфер объявил, что Джеймс Фейрфилд получает поощрение, а Люк Маккаффи сдал экзамен. Затем он добавил мрачным тоном:
– Следующий кандидат не сдал квалификационные экзамены, не будет приглашен в Королевский институт перевода для прохождения аспирантуры и не получит диплом: Филип Райт.
Райт специализировался на французском и немецком и сидел рядом с Робином во время университетского ужина на первом курсе. За эти годы он отощал и выглядел изможденным. Он был из тех студентов, которые постоянно таскались по библиотеке, взирая на стопку книг на столе со смесью паники и недоумения, и выглядели так, будто несколько дней не мылись и не брились.