Вавилонская башня
Шрифт:
Осиновый кол
– Лев Поликарпович, вы же гений!
– Лёвка, старый поц, когда же ты наконец таки будешь себя ценить?
Шихман и Эдик встретили Звягинцева так, будто перед ними предстал сам великий Ферма, да ещё и предъявил, согласно обещанному, «поистине чудесное» доказательство своей Теоремы. [56]
– Лев Поликарпович, – краснея, сознался Эдик, – я подумал, что… Ну вы же понимаете… В общем, я посмотрел ваши диски. Вы же нашли это! Нашли!
56
Пьер Ферма, знаменитый французский математик (1601–1665), основоположник аналитической геометрии
У Звягинцева ещё мелькали перед мысленным взором слепые блокадные окна с их бумажными перекрестьями, он остро чувствовал, что не спал целую ночь.
– А что такого, – буркнул он, думая только, как бы принять горизонтальное положение. – Просто проанализировал…
– Ну-ка, ну-ка? – Веня с Аликом торопливо сбрасывали в генеральской прихожей тёплые сапоги, отчасти ревнуя, что не им довелось первыми оценить удивительное достижение собственного учителя. – А научному пролетариату?..
Шихман и Эдик принялись объяснять, возбуждённо перебивая друг дружку. Если верить им, получалось, что скромный советский профессор сподобился чуть ли не пощупать руками Единую Теорию Поля. В переводе для среднего ума это означало увязывание электрического, магнитного, гравитационного, ядерного и прочих полей в единую общую закономерность, частными проявлениями которой становилось всё перечисленное. И не только известное, но даже ещё не открытое. О Единой Теории Скудину доводилось слышать от Марины, он знал, что её разработка являлась предметом вожделения интеллектуальных гигантов, вплоть до Эйнштейна, вот только хвастаться в данной области на сегодня было особенно нечем. Пока Иван пытался сообразить, каковы могли быть из фундаментальной теории следствия, полезные с точки зрения родных осин, ему растолковали и это.
Дымка, висевшая над развалинами «Гипертеха», тоже ведь была своего рода полем…
А значит, подвергнув анализу все материалы наблюдений за нею, можно было спрогнозировать её дальнейшее поведение. Теперь у науки было оружие. Не в силах дождаться возвращения «блокадников», Шихман с Эдиком оперативно тряхнули генерала Владимира Зеноновича, тот мгновенно связался с американцами… Какая, к бесу, секретность? Человечество, оказавшееся у края, такого слова-то больше не знало. Данные хлынули рекой, раскаляя выделенную линию Интернета.
Звягинцев слабо улыбнулся, чувствуя, как отпускает страшное напряжение последних часов. Он, конечно, ещё присоединится к работе и подскажет кое-что по мелочи ополоумевшим от восторга и надежды коллегам…
Но сначала он должен был хоть немного поспать.
Евгений Додикович Гринберг не находил себе места, если только можно этим заниматься, сидя на полу в коридоре. Виринея, его Виринея засела там, в комнате, со старым фашистом и, что существенно хуже, с его внучкой-шпионкой, бывшей мисс Айрин. По этому поводу Гринберга мучили самые дурные предчувствия, от вполне эзотерических до чисто бытовых. Вернее, то и другое весьма тесно смыкалось. Женя, которому вконец надоело чувствовать себя перед Виринеей полным придурком, стал последнее время почитывать некоторые книжки. Так вот, описания иных магических ритуалов вгоняли его в натуральную дрожь. Если раньше он вволю посмеялся бы над порнографическими изысками чернокнижников – умели же, гады, замаскироваться под высокое и чисто духовное! – то теперь, стоило ему вообразить в числе участников подобного мероприятия Виринею,
Из эсэсовца небось уже высыпался последний песок, а если вычитанное Гринбергом в умных книжках было правдой хотя бы на треть…
Оставалось, по Высоцкому, только лечь помереть.
Тщетно бедный Женя внушал себе, что на кону стояла будущность человечества. Ему всё равно хотелось плакать и выть. А ещё лучше, свернуть кому-нибудь шею.
Кратаранга курсировал между учёными и колдунами, кажется, помогая тем и другим. Когда пришелец с Арктиды приоткрывал дверь, Женя вытягивал шею, силясь рассмотреть творившееся внутри, но всё без толку.
Потом, без какого-либо предупреждения, хайратский царевич остановился и, глядя на Женю с высоты своего роста, проговорил тоном приказа:
– Пошли весть своей сестре. Пускай чернокожий привезёт её. Мне будет нужен пёс.
– Ага, – ответил Гринберг, вернее, ответило его физическое тело, потому что разум и душа Евгения Додиковича были устремлены вперёд, в дверную щель, за которой после четырёх часов и двадцати семи минут ожидания ему всё-таки удалось разглядеть нечто вразумительное. Он увидел Виринею и Глеба: они сидели на диване у дальней стены и как будто ничего не делали. Они выглядели скорее судьями у сетки при игре в теннис. Фон Трауберг и его внучка просматривались по разным концам комнаты, глаза у обоих были закрыты, а пальцы – переплетены странными фигурами и так, будто на каждом имелось по три лишних сустава. Вот Ганс Людвиг зашевелил пальцами, меняя их положение, и Корнецкая, не открывая глаз, повторила всё в точности. После чего уже она заплела пальцы немыслимым макраме, и её движение опять-таки вслепую повторил дед…
Кратаранга пнул Гринберга ногой так, что тот мигом взлетел с пола и, глухо рыча, принял свирепую боевую стойку.
– Проснись, сын голубой расы, – миролюбиво сказал ему хайратский царевич. – Мне нужна твоя сестра и её пёс!
Гринберг выдохнул, опустил кулаки, пробормотал что-то нелестное об идолопоклонниках, порывающихся отнять не только невест, но и сестёр, и вытащил из кармана сотовый телефон.
В это время из большой комнаты, где трудились учёные, высунулся Эдик. За его спиной можно было различить несколько встревоженных лиц, освещённых большим экраном компьютера.
– Кратаранга! – позвал генеральский сын. – Иди взгляни, что у нас получилось!
Пришелец из тьмы веков странно глянул на Гринберга.
– Погоди звать сестру, но будь готов, – сказал он и скрылся за дверью.
Опять-таки в переводе для среднего ума дело обстояло следующим образом. Когда гигабайты данных были просеяны сквозь сито теории Звягинцева (так они всё уверенней именовали Единую Теорию Поля) и обработаны с помощью математического аппарата, предоставляемого теорией хаосов (это не опечатка, а слово «хаос» во множественном числе), выяснились интересные вещи.
Дымка действительно оказалась энергоинформационным образованием, форменной потусторонней силой со страниц древних легенд.
– Мы в Биорадиационном институте называли её «вриль», – сказал фон Трауберг. – Это универсальная энергия связи нашего разума с сознанием всей планеты. Мы считали её мерой божественности человека.
Согласно легендам, вселенская сила бывала временами благой, временами не очень, в основном смотря по тому, что за человек к ней взывал. Ну а в данном случае не имело места ни зло, ни добро. Данная конкретная сила была просто БОЛЬНА.
Над руинами «Гипертеха» висела самая настоящая раковая опухоль, порождённая взрывом в лаборатории Марины. А хрональные туннели, достигшие различных пластов прошлого, были её метастазами, щупальцами, хоботами для выкачивания энергии.
– Так вот почему в искусственных временных каналах все сходят с ума, – сказал Веня Крайчик. – Эти каналы получаются вроде ран, я правильно понимаю? А «пожиратели душ» – какие-нибудь лимфоциты, агенты заживления. Они принимают нас за микробов…
«Бактерия… инфузория туфелька», – вспомнилось Кудеяру.