Вавилонские младенцы
Шрифт:
Окна были блокированы металлическими ставнями, и в комнате царил жуткий запах тухлятины.
Куча мяса заговорила с Мари на незнакомом языке, но девушка, тем не менее, прекрасно понимала его. Груда гнили объясняла, кто такая Мари. Куча мяса колыхалась на постели. Ее смех напоминал звук, с которым у самосвала поднимается кузов.
Из скопища протухшего мяса поднялся странный металлический предмет, похожий на стальную руку на шарнирах, между суставами которой вились закрученные в спирали трубки. Рука заканчивалась щипцами.
Щипцы принялись рыться в груде тухлятины, и на глазах Мари под ее складками появились два крупных полупрозрачных яйца.
Мари с ужасом смотрела, как металлические щипцы
Мари закричала.
А затем потеряла сознание.
Тороп, бранясь, улегся на отвратительную кровать, которую ему пришлось взять из квартиры 4067 взамен прежнего, удобного ложа.
Матрац кровати слишком сильно провисал.
Тороп слышал, как Ребекка умывалась в ванной комнате. Он заснул под монотонное бульканье канализации. Его сон был неспокойным. В какой-то момент он оказался под Брчко один на один с сербом, успевшим полоснуть его по лицу, а потом ошеломленно уставился на штык, который Тороп всадил ему в брюхо. Солдат-четник посмотрел на врага. Его лицо было видно совершенно отчетливо, оно навсегда врезалось в память Торопа: молодой голубоглазый парень в фиолетовой бандане. Во сне солдат подмигнул ему и ухмыльнулся, протягивая раскуренную сигарету. Языки пламени лились из его брюшной полости в том месте, откуда торчало лезвие. Парень заговорил с Торопом на сербскохорватском языке. Он сказал нечто вроде: «Ну что мы за дураки, а?» Тороп вытащил штык из живота солдата. Осталось отверстие идеальной формы — ни рваных краев, ни капли крови. Тороп ответил ему по-французски: «Да, дураки, зато я — живой дурак». Затем артиллерийский залп накрыл вопли солдата колпаком из грохота и огня.
Крик разбудил его. Тороп проснулся весь в поту.
«Это в соседней квартире», — была его первая мысль.
«Это Мари Зорн», — подумал он.
Тороп скатился с постели и выхватил «беретту» из тумбочки.
В коридоре соседней квартиры звучали шаги Ребекки. Она бежала в комнату Мари.
«Все, — подумал Тороп. — Хана. Полный крах. Катастрофа».
Им не удавалось вывести Мари из состояния каталепсии. [61] Закатившиеся глаза, напряженная шея, голова на промокшей от пота подушке. Судорожно сжатые челюсти, как будто склеенные эпоксидным клеем, непрерывно надоедливо скрежетали.
61
Каталепсия — часто называемая в психиатрии «восковой гибкостью», патологически длительное сохранение приданной позы. Обычно наблюдается при кататонической форме шизофрении.
Пульс был слабым, дыхание — очень редким и неглубоким.
Тороп перепробовал все — пощечины, нюхательные соли, рецепт доктора Уйсурова, инъекцию двойной дозы концентрированного адреналина. Бесполезно.
Состояние подопечной здорово их напугало.
Медлить нельзя. Нужно срочно связываться с Романенко.
Тороп поднялся в квартиру 4075, перепрыгивая через несколько ступенек, сел перед ноутбуком и запустил шифровальную программу.
Бешено застучал по клавиатуре:
«СЕРЬЕЗНАЯ ПРОБЛЕМА С ГРУЗОМ. ПОВТОРЯЮ: СЕРЬЕЗНАЯ ПРОБЛЕМА С ГРУЗОМ. СВЯЖИТЕСЬ СО МНОЙ КАК МОЖНО СКОРЕЕ»
Он отправил электронное письмо вместе с сигналом, выражавшим крайнюю степень обеспокоенности. Это должно прозвучать как громкий звонок будильника.
Ответ не заставил себя ждать:
«ЧТО ЗА ПРОБЛЕМА?»
Тороп напечатал:
«КАТАЛЕПСИЯ,
Прошло около четверти часа, прежде чем Тороп получил ответ — результат напряженных и мучительных раздумий:
«О'КЕЙ. ЗВОНИТЕ НАШЕМУ АГЕНТУ В СООТВЕТСТВИИ С ОСОБО ПРЕДУСМОТРЕННОЙ ПРОЦЕДУРОЙ. УРОВЕНЬ ТРЕВОГИ АА1»
Тороп перечитал ответ несколько раз, и в его голове начали вращаться десять тысяч турбин.
Романенко сразу проигнорировал человека Горского. Это означало, что Горскому не нужно знать о текущем положении дел. А из этого следовало, что полковник сильно рисковал в случае провала и действительно был лишь винтиком. Он подчинялся приказам Горского и полностью находился в его власти.
Нельзя допустить, чтобы с девушкой что-то случилось. В течение трех месяцев «хранения на складе» за подопечную отвечал Тороп, а значит, Романенко. Над головой последнего висел дамоклов меч. Отчаянные ребята из русской мафии укокошат собственную мать или дочь за пачку рублей, то есть даром.
Тороп почувствовал ком в горле.
Все это означало, что меч висит и над его головой.
15
«В действие вступили элементы новой смеси — нового нарратива», — подумала Джо-Джейн.
Это было видно так же отчетливо, как древние следы забытой цивилизации сквозь прозрачные воды лагуны. Речь шла не о простой перегруппировке объектов, а о каком-то биологическом процессе, о взаимном вскармливании и переваривании пищи, о всех стадиях размножения в чистом виде. Подобно мутации генетического кода, при которой самое незначительное изменение в последовательности звеньев отдельной цепочки ДНК может иметь катастрофические последствия для определенного органа или организма в целом, присутствие машины в перипетиях миропостижения Мари Зорн, мощная связь с квантовой аурой молодой женщины, вовлечение в континуум, который они однажды сформировали сообща, привели к возникновению серии новых, непредсказуемых феноменов. Это в ближайшее время выразится в расширении масштабов основного процесса.
Потребность бионического мозга машины в знаниях вышла за очерченные ранее пределы. Подобно вампиру, алчущему чистой крови, подобно лимфоциту, преследующему чужеродную клетку, он прочесывал сферу реальности, формирующуюся посреди бешеного хаоса — мира людей и их творений. Он выверял ее с точностью конструктивиста, обнаруживая новые машины, находящиеся в стадии зарождения, бесконечные перестановки генов, оргию космических масштабов с бесчисленным множеством порнографических сцен, вирусную культуру, каждый элемент которой сотрясался от неистового голода, колонию организмов-механизмов, отличающуюся бурным, тошнотворным изобилием особей.
И дело было не только в Мари Зорн, запертой в границах города — мегаполиса на североамериканском континенте, где она вопреки всем прогнозам снова возникла из небытия — нестабильным, призрачным эхо-сигналом на радиолокаторе. Нет, неожиданно — в силу самого сближения, пространственной связи между машиной и человеком — перемещения Мари стали совершенно непредсказуемыми, как и любое явление, описываемое языком квантовой физики. Казалось, Мари Зорн отныне движется вместе с самим течением жизни. Она была всеми зарницами, всеми всплесками потока и больше не имела ни индивидуальности, ни четкой, стабильной, прочной, узнаваемой формы. Она казалась замыслом, едва обретшим индивидуальность, огромным текстом, находящимся в первоначальном, зыбком состоянии, изменчивым творением разума. Но та музыка, тот чистый экстаз мелодии и ритма, который порождала Мари Зорн, был чудесен и узнаваем среди триллионов вибраций, различаемых нейроконтурами искусственного интеллекта машины.