Вавилонский голландец
Шрифт:
«Девочки» всех возрастов столпились вокруг Эсмеральды. Джошуа хотел было пресечь шум – все-таки читальный зал, но подумал, пусть делают что хотят, лишь бы стеллажи не ломали.
– Так вы остаетесь? – спросил он.
– Да-да, конечно, остаюсь. Там, на причале, мой чемодан и клетка с Джонатаном…
– Скорпионом? – Джошуа не хотел разводить на корабле скорпионов.
– Нет, что вы. Это мой хомяк, я назвала его в честь Джонатана, когда он меня еще любил, но потом он стал ядовитый скорпион, чтоб ему гореть…
Эсмеральда самозабвенно выводила сложносоставные рулады ругательств.
Анна показывала Эсмеральде корабль, и в результате новенькая оказалась за одним столом с нею, а значит, и с Джошуа. Вообще-то, кто где сидит в столовой, никто никогда не регламентировал, все компании возникали спонтанно. За столом Джошуа вот уже восемнадцать лет обедает Роберто, последние пять лет – Стивен и Хосе, уже почти год – Анна и Александр. А Боб и Лиз появились вместе с Феликсом и Софи всего на пару месяцев раньше, чем Эсмеральда.
Феликс, краснобай и большой женолюб, немедленно разговорился с новенькой. На корабле никогда не спрашивали о прошлом, но охотно слушали, если человек сам хотел поделиться. Эсмеральда делилась своим прошлым куда более щедро, чем от нее ожидали.
Она рассказала романтическую историю своей последней любви с Джонатаном – еще до его эволюции в скорпиона. Там было все, что полагается: секс на пустынном пляже (старомодный Роберто застенчиво отвел глаза), розы – корзинами (Анна воздела палец и с дурашливой укоризной повернулась к Александру) и даже ванна с шампанским (О! – воскликнула Лиз, глядя почему-то на Феликса). Правда, Эсмеральда честно добавила, что шампанского на целую ванну не хватило, его было едва ли по щиколотку в небольшом тазике.
– Но я плескалась, я так плескалась!.. – Ее глаза затуманились от нахлынувших воспоминаний.
– Но что же случилось потом? – Даже абсолютно неромантичную Софи, похоже, захватила история чужой любви.
– А потом он предал меня! Предал! И я не прощу ему этого! И я удалилась от мира, чтобы он страдал! Страдал без меня! Потому что он, конечно же, страдает, я точно знаю, иначе зачем я здесь?.. Я прощу его только на смертном одре. Если вообще прощу. – У Эсмеральды были очень долгосрочные планы.
– Он что, переспал с кем-нибудь, что ли? – Лиз задала вопрос в лоб, покосилась на окружающих, состроила забавную рожицу.
– Ну уж нет! Тогда бы я его просто убила! Он наплевал мне в душу!
После этого изложение Эсмеральды стало совершенно невразумительным. Впоследствии Анна, Лиз и Софи – мужчин это, по понятным причинам, заинтересовало меньше – попытались сверить показания. Анна была уверена, что скорпион Джонатан украл у Эсмеральды Библию, Софи думала, что он танцевал на вечеринке с лучшей подругой Эсмеральды, а Лиз утверждала, что он сбежал от Эсмеральды и стал пиратом. Сошлись на том, что ежели кому хочется самозабвенно страдать, то это его святое право.
«У Эсмеральды был хомяк, он от любви совсем обмяк». Именно такими словами начиналась
Эсмеральда назвала хомяка Джонатаном, в честь любимого, и страшно гордилась своей изобретательностью. А также свободомыслием: в христианстве использование человеческих имен для некрещеных тварей не приветствуется. Был ли польщен любимый мужчина, осталось неизвестно.
Впечатлительная Анна даже побледнела, когда поняла, что хомяка сделали залогом такого глубокого чувства. У хомяка-то век недолог, всем известно. Язвительная Лиз высказалась более прямодушно: «Ну вот, хомяк сдохнет от морской болезни, а нас всех заставят носить траур».
Хомяк Джонатан действительно мучился, когда корабль качало. Эсмеральда поставила клетку в кают-компании, утверждая, что Джонатану необходимо общество. Хомяк страдал и периодически рыгал густым басом.
– Не понимаю я, это совершенно необъяснимый феномен с точки зрения акустики. Он не должен производить такие низкочастотные звуки, – озабоченно говорила Анна, делая хомяку ежевечерний массаж. – У него тельце меньше, чем четверть длины волны.
– Природа щедра на парадоксы. Взять хотя бы басовитый голос бычьей лягушки. По законам акустики бедолагу должно трясти, как в пляске святого Вита, – лениво отвечал Боб, рассматривающий глобус.
– Может, сдать его в приют для домашних животных? – вносила посильную лепту в дискуссию рациональная Софи. – По крайней мере, он перестанет блевать салатом.
– Вообще, друзья мои, это философский вопрос, – включался Роберто, который по мере сил приобщал Эсмеральду к большой литературе, пытаясь читать с ней Борхеса. Эсмеральду от Борхеса плющило, и она украдкой заедала каждый абзац хорошей порцией Коэльо. Об этом знали все, кроме идеалиста Роберто. – Вот на примере этого хомяка давайте-ка подумаем, как животные перенесли неизбежную качку в Ноевом ковчеге?
– Как? Да очень просто! – Феликс неохотно оторвался от шахмат, в которые играл с Лиз. – Половина перевешалась на прутьях клеток. С тех пор видовой состав нашей фауны очень беден.
– Но козлы остались в неприкосновенности, – завершила Лиз дискуссию, незаметно от Феликса украв его ладью. – Удивительно устойчивый подвид.
Почти целый месяц все были довольны: Эсмеральда упивалась тем, что мучает скорпиона Джонатана разлукой, а библиотекари наконец-то прекратили пререкаться по поводу дежурств в зале дамского чтива. Недоволен был только хомяк Джонатан, но выбора у него не было.
Участь хомяка пытались облегчить всей командой. Методичная Софи взяла за правило каждое утро просматривать прогноз погоды на предмет приближающейся качки, Боб конструировал амортизационную систему для клетки во время шторма, Анна раскопала руководство по массажу кенгуру – для хомяков не нашла, увы. Словом, жизнь как-то шла и казалась безоблачной.
И тут Эсмеральда затосковала. Она начала заговаривать о том, что, чем черт не шутит, может, скорпион Джонатан по ней вовсе не тоскует, а живет в свое удовольствие. Что было ей, настроенной на чистое страдание, как нож острый.