Вайдекр, или темная страсть (Широкий Дол) (др. перевод)
Шрифт:
— Беатрис, — снова заговорил Гарри. — Я все сделаю…
Это была мольба. Я победила.
— Мне пора идти, — произнесла я, вставая. — Я обещала маме не задерживаться допоздна. Мы не ждали тебя так рано.
— Беатрис!.. — повторил он, не сводя с меня глаз.
Если я сейчас дрогну и позволю себе хотя бы одним пальцем коснуться завитка его волос — я потеряю все. Если я уступлю ему и он возьмет меня на этом каминном коврике, то завтра утром он опять отправится к Селии и этот маятник будет качаться всю мою жалкую жизнь. Я должна выиграть эту битву с Гарри. Если я потеряю его, я не только потеряю любовь единственного человека,
Я улыбнулась ему, но и не подумала коснуться его протянутой руки.
— Доброй ночи, Гарри, — спокойно сказала я. — Возможно, мы покатаемся завтра вместе.
Я медленно разделась при свете свечи, пытаясь понять, принесла ли моя игра победу или же я потеряла все. Молится ли сейчас Гарри, выпрашивая у Бога праведность, или же он на коленях стоит у моего стула, сжигаемый желанием. Я скользнула в постель и дунула на свечку. В темноте я слышала, как спит погруженный в молчание дом, и заново переживала сцену в гостиной. Изо всех сил я старалась не заснуть. Каждый мускул моего тела дрожал от ожидания.
В тишине ночи я услышала странный, тихий шум и затаила дыхание. Спустя мгновение я услышала опять, как скрипнула половица под чьей-то ногой около моей двери, и затем раздался самый приятный звук в целом мире — тихий жалобный стон Гарри. Я как будто видела, как он стоит на коленях у моей двери, прижавшись лбом к неподатливому дереву.
Он не решался прикоснуться к ручке двери, он даже не осмеливался постучать. Он вел себя как высеченная собака, знающая, кто ее хозяин. Он стоял, мучимый желанием и раскаянием, у моего порога. И я заставила его остаться там.
Я перевернулась на другой бок, улыбнулась в молчаливом восторге… и уснула сном младенца.
За завтраком мама поддразнивала Гарри по поводу темных теней у его глаз и спрашивала, что тому виной — прелестное личико Селии или крепкое вино лорда Хаверинга. Гарри с усилием улыбнулся и с деланым безразличием заметил:
— Утренняя прогулка галопом сметет эту легкую паутину, мама. Ты составишь мне сегодня компанию, Беатрис?
Я улыбнулась и согласилась. Его лицо просветлело. Я ничего больше не говорила за завтраком и помалкивала, пока мы скакали нашими полями, мимо начинающей колоситься пшеницы. Гарри уверенно держал путь к маленькой лощине, там он спешился и обернулся, чтобы помочь мне.
Я продолжала сидеть, не двигаясь и опустив глаза. Я видела, что его уверенность поколебалась.
— Ты обещал мне галоп, — легко напомнила я.
— Я был дураком, Беатрис, — ответил он мне на это. — Я был сумасшедшим, и ты должна простить меня. Пожалуйста, забудь вчерашний день, помни лишь то, что было накануне. Ты подарила мне наслаждение, так не отнимай же его. Накажи меня как-нибудь по-другому, но не будь так жестока. Не обрекай меня на одинокую жизнь в одном доме с тобой! Видеть тебя каждый день и не сметь коснуться тебя! Не обрекай меня на эту живую смерть, Беатрис!
Его голос прервался от рыданий, и, взглянув в его лицо, я увидела как дрожат его губы. Я наклонилась вперед и позволила ему помочь мне спрыгнуть
Инстинктивно он отдернул голову назад и, потеряв равновесие, пошатнулся. Я шагнула к нему и, все еще влекомая гневом, сильно ударила его в ребра. Со стоном наслаждения он упал на траву и поцеловал кончики моих сапог. Я сдернула с себя платье и бросилась на него, как дикая кошка. Мы оба застонали от восторга, когда я уселась на него верхом. Я продолжала колотить его грудь, шею, лицо своими затянутыми в перчатки руками, пока экстаз не бросил меня, как упавшее дерево, ему на грудь. Мы оба долго лежали неподвижно, как мертвые. Я победила.
ГЛАВА 7
На следующий день я отправилась с визитом к Селии. Мама тоже поехала со мной, и они с леди Хаверинг уединились в будуаре с образчиками материй на подвенечное платье, чаем и пирожными, пока Селия и я бродили вдвоем по дорожкам сада.
Хаверинг-холл был значительно больше, чем наш дом. С самого начала он был задуман как дворец, в то время как Вайдекр всегда был лишь мелкопоместной усадьбой, конечно, просторной и комфортабельной, но прежде всего — уютным домом для семьи. Огромное здание Хаверинга, перестроенное в прошлом веке в популярном тогда стиле барокко, обладало множеством каменных гирлянд, ниш со стоящими там статуями и портиками над каждым окном. Те, кому нравился такой стиль, считали его действительно шедевром, я же находила его слишком вычурным и помпезным. Мне больше нравились чистые и строгие линии моего дома, с окнами, дающими свет, а не затененными всякими нелепостями.
Сад Хаверинг-холла, в то же время, что и дом, пришел в еще большее запустение. Дорожки, окаймлявшие прямоугольные клумбы и ровную круглую площадку перед домом, напоминали передвижение скучной пешки по шахматной доске. В центре сада был запланирован квадратный пруд с плещущимися в нем карпами, цветущими водяными лилиями и бьющими фонтанами.
В действительности же пруд высох почти сразу, так как в нем оказалась течь и некому было найти и исправить ее. Фонтан вообще так и не появился, так как давление воды было слишком низким, и, когда насосы остановились, он замолк навсегда. Карпы осчастливили только цапель и никого больше.
Цветущие клумбы, правда, все еще сохраняли свою солдатскую прямизну, но растущие на них розы уже трудно было разглядеть среди возвышающихся в человеческий рост сорняков. Эти сорняки напоминали мне дикие цветы Вайдекра — кипрей, наперстянку, но здесь они говорили об упадке и запустении. Дамы Хаверинга — мать Селии, ее четыре сводные сестры и она сама — предпочитали гулять по саду, всплескивая руками при виде такого запустения, но ничего не предпринимая. За неделю двое работников привели бы здесь все в порядок, но никому и в голову не приходило нанять их, и сад, как и сама ферма, постепенно приходил в упадок.