Ваза эпохи Мин

Табб Эдвин Чарльз

– Да.

– Но...
– Эрлмен пожал плечами, но так и не задал вопроса, который рвался с языка.
– "Выставка китайского искусства, - прочел он в помятом каталоге.
– Керамика династий Мин, Хань и Маньчжу". Похоже. Вазато тоже Мин?

Дон кивнул, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он был вымотан, выжат как лимон, но внутри росло ликование. Он знает! Как и почему - сам черт не разберет, но он знает! Клайгер сюда придет, голову на отсечение!

Предъявив свои значки, они миновали дотошного швейцара в ливрее, потом суетливого

смотрителя и проследовали в длинный зал, где на сверкающих стеклянных витринах чинно и важно выстроились образчики старинного искусства.

– Завтра все они будут под стеклом, - пояснил смотритель, - но сегодня мы пригласили только избранных и можем себе позволить выставить экспонаты открыто.

– А зачем?
– напрямик спросил Эрлмен.
– Для чего это надо?

– Вы не знаток, сразу видно, - сказал смотритель.
– Не то вы бы знали, что керамика не одними красками хороша. Ее надо еще и потрогать, не только на глаз насладиться, а и на ощупь. Наши посетители все больше коллекционеры, они в этом толк знают. И потом, когда керамика заперта в витрине, ее видно только с одной точки, а тогда всю ее красоту понять невозможно.
– Он вдруг растревожился.
– Вы не сказали, зачем вы здесь. Надеюсь, не случится ничего такого, чтобы...

– Вам беспокоиться не о чем.
– Дон быстрым взглядом обвел галерею, лоб его прорезала складка.
– Не обращайте на нас ровно никакого внимания.
– В ответ на тревожный взгляд смотрителя Дон улыбнулся.
– За одно ручаюсь: вашим экспонатам ничто не грозит.

Успокоенный смотритель поспешил по своим делам.

Дон огляделся и решительно направился в дальний конец галереи.

– Будем ждать здесь. Сами укроемся за витринами, а нам будет видна вся галерея. Когда он придет, иди к лестнице, Макс, отрежь ему отступление.

Эрлмен что-то буркнул в знак согласия, но чуть замешкался, не донеся до губ сигарету.

– Как же так, Дон? Как же это Клайгер сам полезет в мышеловку? Ведь он должен знать, что мы ждем его тут?

– Он хочет посмотреть эту выставку.

– Но ведь...

– Другого случая хорошенько разглядеть и потрогать руками все эти вещи у него не будет. Для него это очень важно, а почему - понятия не имею. Дон говорил резко, отрывисто.
– Но он придет, я знаю.

Звучало все это здраво и убедительно, но Дон знал: Клайгер придет вовсе не поэтому. Он хочет увидеть керамику, это верно, но неужели ему настолько этого хочется, что и опасность не страшна? И если так, то почему?

И почему именно сегодня?

Дон ждал, стоя среди сверкающих стеклянных витрин и творений древних гончаров, не сводя глаз с длинной галереи, и никак не мог найти ответ на этот неотвязный вопрос. Казалось, это просто нелепица, но он знал, что ему только так кажется.

Наконец явились первые посетители, они осматривали керамику, слышался сдержанный гул голосов, а Дон все ломал себе голову над мудреной загадкой.

Ведь Клайгер знает, что идет прямо в западню.

И все-таки он придет, это несомненно.

Значит,

если Дон не ошибается - а он, конечно, не ошибается, - ради этой выставки Клайгер готов лишиться даже свободы.

Свободы или даже...

РЯДОМ Бронсон привычно вороватым движением сунул руку под мышку, и Дон свирепо зашипел сквозь зубы: - Никакой стрельбы! Понятно? Без тебя обойдется!

В душе он проклинал холодную, бездушную логику Пенна. В войну самое разумное - уничтожать все, чем нельзя воспользоваться, чтобы оно не попало в руки врага; но ведь сейчас не война и речь идет не о машинах и не о боеприпасах.

Клайгер наверняка знает, что рискует жизнью.

Дон вздрогнул: Эрлмен стиснул его руку и кивком указал в конец галереи, глаза его на изможденном лице сверкнули.

– Гляди, - чуть слышно шепнул он.
– Вон там, у той витрины. Видишь? Клайгер!

Он был... совсем обыкновенный. В пылу охоты Дон рисовал его себе то ли сверхчеловеком, то ли чудовищем, но вот он стоит и не сводит глаз с какого-то горшка, обожженного в ту пору, когда западной цивилизации не было еще и в помине, и ничего сверхъестественного в его облике нет - самый обыкновенный человек, только больше обычного увлекается вещами, которые кажутся красивыми лишь немногим.

И однако он знает нечто такое, что делает его величайшей угрозой для безопасности Запада.

– Поймали!
– раздался ликующий шепот Эрлмена.
– Ты опять попал, Дон! В самую точку!

– На место!
– Грегсон не отрывал глаз от тщедушного человечка, за которым так долго охотился.
– Стань у двери, вдруг он вздумает удирать. Сам знаешь, что надо делать.

– Знаю.
– Эрлмен чуть помедлил.
– А Бронсон?

– Это моя забота.

Дон выждал, пока Эрлмен, словно гуляя, прошелся мимо витрин и небрежно облокотился о перила дальней лестницы. Понятно, что Макс сейчас вздохнул с облегчением: они проработали вместе восемь лет, и его неудача была бы в какой-то мере и неудачей Эрлмена.

Но все отлично удалось.

И, упиваясь сладостью победы, Дон двинулся вперед, он почти забыл, что по пятам идет Бронсон. Клайгер не обернулся. Держал в руках плоскую широкую чашу, осторожно поглаживал ее края и любовался яркими красками, не выцветшими за века.

– Клайгер!

Тот медленно поставил чашу на место.

– Не пытайтесь бежать. Не сопротивляйтесь. Не делайте глупостей, мрачно прошептал Дон.
– Вам все равно не уйти.

– Знаю.

– К вашему сведению, я из ЦРУ.

– Знаю.

– Это тупик, Клайгер.

– Знаю.

Его спокойный, бесстрастный тон злил Грегсона. Ему бы клянчить, ругаться, спорить, а он твердит, как попугай, одно и то же. Дон в ярости схватил его за плечо и повернул лицом к себе.

– Может, вы вообще все на свете знаете?

Клайгер не ответил. Он опустил тяжелые веки, и Дон вспомнил, как описывал эти глаза Левкин. "Удивительные" - сказал тогда антиквар, но это было не то слово.

Затравленные. Иначе не скажешь.