Важнее всего на свете
Шрифт:
Разумеется, Эрни и не думает озвучивать эти мысли. Он спрашивает физика, из какого периода будущего тот заимствует время.
— Из следующего лета.
— И что тогда случится?
— Я все спланировал, — слова физика звучат так, как будто они расталкивают друг друга в стремлении вырваться из его рта. — Это должно было произойти летом, и я намеревался выскользнуть из временного потока. Обеспечить себе постдок [11] , найти небольшую хибару в лесу и просто выпасть из времени. А теперь, теперь… — Дальнейшая
11
Post-doc — временная (1–2 года) ставка научного сотрудника после защиты диссертации.
— Ну-ну, — подбадривает его Эрни, — не расклеивайся, соберись. Что с тобой тогда произойдет?
— Я выпаду из времени, — повторяет парень. Глаза его покраснели, он, похоже, готов расплакаться. — Когда наступит момент, начиная с которого я заимствовал время, я просто окаменею. В какой позе я буду находиться к этому моменту, в той и застыну. И останусь таким с 15 мая будущего года по март месяц следующего за ним.
— Типа в коме? — уточняет Эрни.
Парень качает головой. Когда речь заходит о науке, он вроде трезвеет и приходит в себя.
— Я вообще не буду ощущать хода времени. Для других я превращусь в статую. Мое сердце перестанет биться. Остановится дыхание. Если меня попытаются воскресить, из этого ничего не получится.
— Господи, — ужасается Эрни. — Но ведь так ты можешь проснуться в могиле!
Физик кивает:
— Я все предусмотрел. Оставлю ясные указания, чтобы меня кремировали.
— Ты что, совсем сдурел? Хочешь прийти в себя в пламени печи?
— Не забывайте, что сгорание — тоже перемена. Но все перемены происходят во времени. А оно уже потрачено! Я окажусь вне времени.
— То есть с тобой ничего не может случиться? — уточняет Эрни.
Парень снова одаряет таксиста угрюмым, холодным взглядом.
— Предположим, первая, кто меня обнаружит в этом состоянии, будет моя дочь. Ей исполнится почти два годика. А ее отец будет даже хуже, чем коматозник. Зомби. Вампир.
— Ну, — возражает Эрни. — Ты ей объяснишь. Или твоя жена объяснит. У тебе ведь еще год в запасе, верно?
— Тогда представьте, что это случится, когда я буду вне дома, — гнет свое физик. — В месте, где никто меня не знает. Или за рулем. Со мной-то ничего не случится, но передавлю прохожих.
— Не-а, — настаивает Эрни, — ты парень смышленый. Ты не допустишь такого. Готов спорить, что у тебя уже есть какой-то план.
— Вам интересен мой план? — спрашивает физик, и на его лице появляется выражение, как будто его вот-вот стошнит. — Грандиозный план состоял в том, чтобы добиться постдока — мой научный руководитель заверял, что тут все должно быть в порядке. Мол, наши эксперименты сделали меня фаворитом. Я забиваю себе место стипендиата, занимающегося научной работой, на осенний семестр будущего года. Я беру летний отпуск, чтобы «дописать», — физик пальцем рисует в воздухе кавычки, — работу, а сам нахожу какую-нибудь хижину в лесу. Я выпадаю из времени на все лето, возвращаюсь
Эрни пожимает плечами. План выглядит вполне разумным.
— Не врубились еще? — спрашивает физик. — Этот план был хорош, пока я не сомневался: выпаду из времени на пять месяцев. А после того как мы открыли это расхождение и все пришлось пересчитать, знаете, сколько времени мне придется вернуть вместо заимствованного?
— Думаю, больше пяти месяцев…
Голос парня становится хриплым и звучит холодно.
— Если я прекращу заимствование прямо сегодня, — говорит он, — то мне светит триста один день, четырнадцать часов, пятьдесят две минуты.
Цифры слетают с его языка с такой же легкостью, как если бы он произносил номер своей карточки социального обеспечения.
— Ко времени моего возвращения все лучшие рабочие места уплывут, я перестану быть стипендиатом, и у меня на руках не будет ровным счетом ничего, что бы я мог представить руководству. Ничего! И я пропущу Рождество с Ситой. Она в таком возрасте, что и не вспомнит, кто я такой. И что мне делать, Господи?
Он едва не плачет, что заставляет Эрни ерзать на табурете.
— Сынок, — говорит он парню, — я тебе вот что скажу, и ты уж мне поверь: если это худшее, что может сделать тебе костюм, то ты ничем от всех остальных не отличаешься. Я-то думал, ты будешь рассказывать, как костюм довел тебя до сердечного приступа. Серьезно, парень: ничего с тобой такого не случится, когда ты выпадешь из времени? Рак там или еще чего?
— Я отвечу на ваш вопрос, — произносит физик, — после того как вы мне его вернете.
Эрни давится и брызжет пивом. Затем напускает налицо самое невинное выражение и спрашивает парня: о чем это он?
Настроение физика к этому времени резко меняется, как будто он все свои эмоции спустил в унитаз.
— Да вы сами посудите, — говорит он ровным голосом, — как правило, таксисты не обсуждают в барах проблемы темпоральной физики.
Чертовски смышленый паренек! Эрни косится на свою рубашку, пиджак, руки, пытаясь сообразить, что его выдало. Но ничего не может придумать, поэтому просто спрашивает:
— А откуда ты знаешь, что я таксист?
— Вы везли меня из аэропорта, — отвечает физик.
— А я-то думал, ты меня не узнал, — признается Эрни.
— Я так и понял… А теперь к делу: костюм с вами или придется ехать к вам домой?
Когда они уже сидят в машине — физик на заднем сиденье, Эрни снова спрашивает:
— Ну, а все-таки, когда используешь костюм, есть риск или нет?
— Ну, если считать, что нет ничего страшного в том, чтобы жить в позаимствованном времени, то тогда, конечно, все не так уж и плохо.
Они отъезжают от бара и вливаются в уличное движение. У Эрни слегка кружится голова. Он явно не в той форме, чтобы садиться за баранку, но парень пригрозил вызвать полицию, если Эрни не вернет костюм немедленно. Пришлось согласиться, однако по дороге Эрни все еще пытается запудрить мозги своему пассажиру.