ВЦ 3
Шрифт:
— Кр … бр … Хр …Выр … Приед… раз. — Трубка замолчала. Гудками тоже хриплыми и прерывистыми забибикала.
— Чего сказал? — почесал голову оставшейся в наличии рукой комендант. Решил, что приедет Аполлонов. Когда, вот только. Ну, да ладно, подождёт на улице. Тем более, там и работа была. Нужно было ограду побелить. Всё же праздник на носу, даже и не на носу, а вот прямо послезавтра. И так в райкоме интересовались, а чего это забор не побелен к празднику. Так кто его белить будет? Он с одной рукой. Но тут вовремя попались Фомин с Третьяковым. Принесли в общежитие
Комендант дошёл до комнаты, где хоккеисты устроились и постучал. О, опять хулюганят. Стоят на руках и отжимаются от пола. Ногами при этом по стене побеленной мелом елозят. Вон, уже борозды целые прокопали в побелке, всю красоту на нет свели.
— А ну, отставить! Чего вам не имётся, то одно учудите, то другое. Чтобы через десять минут были на улице, по возможности не в парадной одежде. Будете забор белить монастырский, раз проштрафились.
Вышел на улицу, ведро с разведённой известью вынес. Маловато. Только на наружную сторону и хватит, да и то на раз. Вот чего эту стену монастырскую не снесут к чертям собачьим. Это монахи от мира прятались, а милиционерам чего от него прятаться. Они, ну, милиционеры, наоборот должны всегда на виду быть. Смешно должен выглядеть милиционер от народа за забором прячущийся.
Вовки неумехи. Возможно, они и хорошие хоккеисты, а вот малярить не приучены. Мазки неровно ложатся, а потому приходится снова по тому же месту ещё раз мазать, а известь-то не бесконечная. Вот ведро только есть. Так и не хватит на забор.
Комендант вырвал у Третьякова — длинного как жердь и нескладного парня кисть мочальную за деревяшку и, пусть и одой рукой, но показал, как аккуратно нужно наносить известь. Экономить! Мать вашу! А то половина на земле, а половина вкривь и вкось положена. Потом пришлось то же самое со вторым Вовкой проделывать. За этим занятием и застал Тимофея Мироновича приехавший на своей старенькой Эмке Аполлонов.
— Мироныч, а ты про Тома Сойера читал книжку? Марк Твен написал. — Протянул руку генерал.
— И вам не хворать, Аркадий Николаевич. Это вы думаете, что они меня за огрызок яблока купили. Так я вам скажу, что напраслина это. За целое яблоко продался, — усмехнулся в свои поистине будёновские усы бывший старший батальонный комиссар Семёнов.
— Тогда другое дело. Парни у вас ещё яблоко есть? Я бы тоже принял участие в столь эпическом действие. Комсомольцы и партработники монастырь к празднику прихорашивают.
— Аркадий Николаевич, хоть вы скажите Миронычу. Не виноватые мы. У него проводка древняя и слабая, а мы виноваты, — Фомин утёр рукавом, побеленным уже, мнимые сопли и испачкал нос в извести. Защипало. Начал утираться взаправду, и только усугубил ситуацию, уже все рукава перемазали в извести.
— А ну тихо, — Генерал достал из пиджака платок и как маленькому утёр им этому великовозрастному дитяте нос, — Да, неправильно мы ещё воспитываем нашу молодёжь.
— Ух ты… — чуть
— Так, ребятки, перекур у вас десять минут, сходите, умойтесь и в ведро с известью чуть воды добавить нужно. Загустела. Нам надо с Аркадием Николаевичем переговорить.
Ушли. Чего не уйти, раз отпускают.
— Ну, что Мироныч надумал чего? — смотря вслед удаляющимся орясинам спросил генерал.
— Так точно. Случайно получилось, но как наворожил кто. Подходят ко мне двое позавчера в каморку и говорят, что на девятое мая уезжают домой, спрашивают, нужно комнату сдавать или просто закрыть.
«Надолго»? — спрашиваю.
«Да нет, на четыре дня».
«Тогда ничего сдавать не нужно. А где проживаете-то»? — спрашиваю.
«В Ленинграде», — говорят.
«Родители там»? — поинтересовался, про Ленинград услышав.
«Нет», — один говорит, — «У меня родители в командировку уехали в Монголию. С Чумой борются. Медики они у меня».
«Это хорошо», — говорю, — «Эх я бы тоже в Ленинград съездил, на дворцы всякие посмотреть, в музеи сходить».
«Так давайте с ними, Тимофей Миронович. У меня трёхкомнатная квартира пустая. Родителей-то нет. Разместимся».
— Вот такой разговор у меня состоялся. Сказал, что подумаю. И вот думаю. Взять Фомина с собой, упросить парней, чтобы они нам дворцы всякие показали и этот тоже, где клад спрятан в том числе. Ну, и найти там, пока они, скажем, за мороженками ходят или за булочками. Что скажите, Аркадий Николаевич? — комендант, радостно улыбался, почти решил ребус, что ему генерал загадал.
— А ведь и, правда, всё замечательно складывается. Ребята милиционеры, на хорошем счету. Офицеры. Родители, видимо, положительные. Идеальный вариант для свидетелей. Договаривайся Мироныч, только нужно Фомина как-то залегендировать, чтобы без всяких подозрений и вопросов.
— Подумаю …
— Стоп. Отлично. Тогда и я там буду. Подстрахую если что. Там 8 мая игра второго тура чемпиона: Зенит (Ленинград) — Торпедо (Горький). Вот. И я Вовку на неё могу взять. За компанию. А там встретимся на стадионе. Я вам рядом с нами места организую. Ну, потом ты и предложишь на дворцы Фомину посмотреть.
— Отлично, Аркадий Николаевич. Прямо, как разведчики мы во вражеском тылу, — гыгыкнул комендант. И сделал вид, что воровато оглядывается.
— Ну, не во вражеском. Но лучше перебдеть. Целее будешь, — невольно бросил взгляд по сторонам и Аполлонов.
— Не буду спорить. Так утверждаем план?
— Утверждаем. Зови этих Рублёвых. Пусть дальше красоту наводят. За что хоть страдают?
— Да плитку электрическую принесли в общежитие, а тут проводка ещё с дореволюционных времён. Пожгли всю.
— Вона чё. Мне Фомин тоже электроплитку принёс. Поехал-ка я домой быстрее, а то сгорят мои девки.
Событие двадцать седьмое
Ашхабад переводится с персидского языка как «Город любви».