Вчера
Шрифт:
У меня перехватывает дыхание.
– Что ты ему сказала?
– Сказала – да.
– Ты сказала ему, что я здесь?
– Э… ну, да так. Он сказал, что сейчас приедет с тобой поговорить.
– Что он сказал? – Я с ужасом таращусь на нее.
– Ну прости. – Эмили всплескивает руками, рассыпая по ковру муку. – Но ведь мы не обязаны его впускать. Даже если он устроит под дверью сцену. Но он всяко не осмелится. Особенно если узнает, что у меня тут через коридор живут два любопытных соседа, которые только и ждут, чтобы наябедничать на него прессе.
Я вскакиваю и начинаю запихивать
– Ну прости, Клэр. – Лоб Эмили тонет во множестве морщинок. – Ужасная была глупость говорить, что ты здесь. Зато потом я ему сказала, что он последний человек на свете, которого ты хочешь видеть, после всего, что он с тобой сделал.
Я подхожу ближе и сжимаю руку своей лучшей подруги, показывая, что нисколько на нее не сержусь.
– Нет ничего плохого в правде, Эм. Я устала от лжи. Мне все равно нужно идти.
– Куда? – Удивление заливает лицо Эмили.
– К детективу – вдруг он поможет мне выяснить, что случилось двадцать лет назад.
– Двадцать лет назад?
– Да. Летом девяносто пятого.
Закон Великобритании о правах человека от 1953 года
(Поправка) 2007 (№ 2007/1574) ст. 8 (1) и ст. 8 (2)
Статья 8. Право на защиту конфиденциальности и памяти.
1. Моно и дуо пользуются одинаковым правом на защиту своей частной и семейной жизни, своего жилья и дневников, как при жизни, так и после смерти. За исключением случаев, когда в завещании прямо высказано пожелание о сохранности личного дневника после смерти владельца, этот документ – как в электронной, так и в рукописной форме – должен быть либо уничтожен, либо кремирован вместе с покойным.
2. Государственным органам запрещается препятствовать осуществлению этого права, за исключением установленных законом случаев, когда затронуты интересы национальной и общественной безопасности либо возникает необходимость предотвращения беспорядков и преступлений. Таким образом, государственные органы могут быть наделены полномочиями по проверке дневников умершего в целях обеспечения этих интересов.
Глава шестнадцатая
Ханс
8 часов 30 минут до конца дня
Часы на стене сообщают, что уже половина третьего. Время обеда давно прошло, и живот урчит, усиленно напоминая, что я занимаюсь делом Эйлинг вот уже десять часов без перерыва. Нужно сделать передышку и что-нибудь зажевать. Но телефон у меня на столе извергает пронзительный звон. Я со вздохом снимаю трубку.
– Ханс, – говорит женский голос, – это приемная. Здесь женщина, она хочет тебя видеть. Говорит, что ее зовут Клэр Эванс. Ты вроде бы приходил к ней домой сегодня утром.
Я резко выпрямляюсь в кресле:
– Пусть ее кто-нибудь проводит.
– Фиона. Она как раз здесь.
Прямо скажем, неожиданное развитие событий. Что привело Клэр Эванс ко мне на Парксайд? Факт: если я что-то подозреваю в человеке, то мои подозрения часто оправдываются. А сейчас интуиция говорит мне, что миссис Эванс – женщина с тайнами. Да, конечно, я уже знаю, что она сидит на антидепрессантах и в прошлом наносила себе раны.
В дверях, всего в нескольких ярдах от меня, уже маячат две женские фигуры. Лавандовые глаза миссис Эванс с утра потемнели на пару тонов. И еще их теперь обрамляют припухшие веки.
– Проходите, мадам, – говорит Фиона, многозначительно подмигивая мне, после чего исчезает.
– А, миссис Эванс. – Я встаю, чтобы ее встретить. – Рад видеть вас снова. Садитесь, пожалуйста.
Она усаживается в то же кресло, которое раньше занимал ее муж. Руки движутся куда более нервно, чем при прошлом разговоре. И что-то в них изменилось. Исчезли украшения с пальцев, хотя золотой браслет на запястье никуда не делся. Готов поклясться, что утром видел у нее на левой руке кольцо с бриллиантом и рядом – свадебное. Я приглядываюсь – на пальце вместо колец теперь два свежих бледных круга. Похоже, доклад Хэмиша о том, что происходило на пресс-конференции в Гилдхолле, был точен.
– Чем могу быть полезен? – спрашиваю я.
Она не отвечает. Только разглядывает свои голые пальцы. Факт: молчание иногда говорит больше, чем неудержимая болтовня. Сейчас оно сообщает мне, что миссис Эванс борется с чем-то клокочущим у нее внутри.
– Дневник мисс Эйлинг говорит, что ее роман с моим мужем начался примерно два года назад? – Она поднимает голову и смотрит прямо на меня. В глубине ее глаз бушует смятение.
Я киваю.
Она вздыхает:
– Я так и думала. Марк тогда стал часто уезжать в Лондон. Так мой дневник говорит.
– Мне очень жаль. Сообщать женам, что их мужья, вполне вероятно, гуляют на стороне, – не самая приятная часть моей работы.
Она пожимает плечами:
– Я должна была сама догадаться, когда Марк стал уезжать из Кембриджа. Но я не умею читать знаки. Хотя они были с самого начала.
Выходит, Марк Генри Эванс – серийный гуляка.
– Значит, вы решили подать на развод.
Лицо Клэр Эванс заливает изумление. Но она тут же расправляет плечи и вздергивает подбородок:
– Слухи в нашем городке расходятся быстро.
– Получается, это решение вызвал мой визит. Иначе вы бы не узнали, да?
– Если бы вам изменяла жена, вы бы захотели с ней оставаться?
– Я не женат. Работа отнимает почти все мое время.
– Счастливый человек, – говорит она, прежде чем снова замолчать и уставиться на свои руки.
Я жду, когда она заговорит. Факт: большинство людей чувствуют себя неудобно во время долгого молчания. Им отчаянно хочется заполнить паузу словами. Зато рожденные в отчаянии фразы, как я чертовски хорошо усвоил за эти годы, могут рассказать о многом.
– А дневник мисс Эйлинг не говорит о том, что Марк… что Марк ее любил? – произносит она с неожиданной поспешностью.
– Я не могу ответить на этот вопрос.
Мне показалось или в ее глазах действительно мелькнуло облегчение? Отчетливый проблеск надежды, что ее муж никогда не любил свою пассию? Если так, она, видимо, подсознательно рассчитывает на примирение.
– Вы все еще подозреваете Марка?
– Мы проверяем все варианты. В том числе мужчин, с которыми мисс Эйлинг состояла в интимных отношениях.