Вчерашний скандал
Шрифт:
Внутри ее извергались маленькие вулканы, она дрожала всем телом. А потом это случилось. Неистовая огненная волна поднимала ее все выше и выше, подбрасывала ее к небу и опускала на землю, разбитую вдребезги.
— Боже мой! Ах, Боже мой!
— Ты вся дрожишь, — послышался хриплый голос Лайла. — Придется мне согреть тебя изнутри.
— Ради Бога, Лайл, поторопись!
Оливия услышала его короткий сдавленный смех и шорох одежды. Потом он одним движением вошел в нее. Оливия резко подалась ему навстречу, широко распахнув
— Больно? — замер Лайл, тоже широко раскрыв глаза.
— Нет. Нет-нет. Наоборот… О, Лайл, Боже милостивый!..
Больно было прошлой ночью, она чувствовала острую боль даже сквозь наслаждение. Но в этот раз все было по-другому. Он заполнил ее тело, она чувствовала его горячую плоть, и это было прекрасно. Оливия потянулась к его плечам, чтобы быть еще ближе, чтобы он мог проникнуть еще глубже, и качнула бедрами.
— О да, вот так! — выдохнула она.
Она была совершенно голой, а у Лайла единственной обнаженной частью тела была пульсирующая плоть, которая была внутри Оливии, и это было изумительно. Изумительно быть обнаженной. Изумительно, когда он внутри ее.
— Это так прекрасно, — сказала она.
— О, Оливия…
На этом их разговор закончился. Лайл поцеловал ее и, уже не отрывался от ее губ, пока их тела двигались в неистовом ритме любви. Оливия вновь почувствовала, как ее подхватила волна неземного наслаждения и поднимала все выше, и выше, и выше. Волна вновь подбросила ее в небо, и она увидела звезды и рассмеялась.
— Как же я люблю тебя! — выдохнула она.
Потом эта же волна мягко опустила ее на землю. Оливия поцеловала Лайла в щеку, шею, губы и вновь и вновь повторяла:
— Люблю тебя, люблю тебя…
Глава 17
А потом Лайл почувствовал, как она обмякла в его руках.
Он с ошеломленным видом посмотрел на Оливию. Она моргнула и подняла на него широко распахнутые синие глаза, в которых было изумление.
У Лайла отлегло от сердца.
— Надеюсь, ты упала в обморок от восторга, — хрипло сказал он.
— Да, — изумленно выдохнула Оливия. — Вот это да!
— Что это? — спросил Лайл, взяв ее за руку, на которой было то единственное кольцо.
— Кольцо.
— Что это в кольце? — уточнил Лайл.
— Это скарабей. Ты сам прислал мне его. Наверное, уже и не помнишь.
Лайл вспомнил. Этого скарабея он послал ей давным-давно вместе с письмом.
— Я вставила его в кольцо, — пояснила Оливия. — Решила не вставлять его в ожерелье или браслет. Я подумала, ведь кольцо можно носить все время.
Лайл, не отрывая глаз, смотрел на кольцо.
Все время.
Все это время.
Десятки расторгнутых помолвок и сцен, заканчивавшихся ссылкой Оливии. Сколько писем она написала, которые начинались словами «Я опять в немилости» или «Они снова отправили меня в деревню, пока не успокоится шум».
Оливия,
— Это кольцо было на твоем пальце на балу у прабабушки?
— Разумеется, — ответила Оливия. — Я всегда ношу его. Оно дает мне ощущение, что ты всегда… под рукой, — засмеялась она.
— Ужасно. Для такого момента, как этот, отвратительный каламбур, — сказал Лайл. — Вот ты совершенно голая…
— Да, это потрясающе. Я никогда прежде не сидела голая в окне. Какой занятный во всех отношениях опыт! Ты такой изобретательный.
Только Оливия станет сидеть голая в окне в холодном замке и смеяться. Это зрелище, которое он увезет с собой… в Египет.
Только вряд ли он захочет делиться этим с кем-нибудь еще. К счастью, окна замка находятся в углублениях стен. Окно этой комнаты хоть и неглубокое, но небольшое по размеру. Иначе работники во дворе стали бы свидетелями отличной сцены.
Возможно, Оливия не стала бы возражать против этого.
— Да, в тот момент это казалось правильным решением, — сказал Лайл. — На самом деле это — единственно верное решение. В том-то и беда, понимаешь, стоит только одному начать это делать…
Продолжая говорить, Лайл поднял с пола шаль и укутал ею Оливию. Потом заправил свою рубашку в брюки и застегнул их, собрал всю ее одежду, сопротивляясь соблазну зарыться в нее лицом.
— Постарайся не подхватить воспаление легких, — сказал он, надевая ей через голову нижнюю рубашку.
— Это стоит того, — ответила Оливия. — Ты собираешься меня одеть?
— Я тебя раздел, смогу и одеть. — Лайл занялся корсетом. — Повернись, пожалуйста. С такими штучками легче справиться лицом к лицу.
— Даже Бейли не удается раздеть меня не повернув, — удивилась Оливия. — Поразительно, как ты смог расстегнуть все эти крючки и развязать ленты.
— Я изучил конструкцию твоего платья, — пояснил Лайл. — Мода довольно сильно изменилась с тех пор, как я был здесь в последний раз. Каждый раз, когда я возвращаюсь домой, одежда становится все сложнее.
— И для тебя разобраться в конструкции платья — все равно что распутать загадочную строчку иероглифов, — сказала Оливия.
— Это не совсем интеллектуальное занятие. — Лайл поднял ее чулки и подвязки.
— Я сама могу это сделать, — возразила Оливия.
— Я их снимал, я их и надеваю. — Никогда прежде Лайл не обращал пристального внимания на женскую одежду, хотя здесь много чего заслуживало отдельного внимания. Слой за слоем, со сложными механизмами застегивания и расстегивания. Но ее платья приводили Лайла в восторг. Он изучал их, сам не до конца сознавая это.
Он натянул чулок на ее узкую ступню, на изящную лодыжку, дальше по нежной выпуклости икры вверх до колена. Что-то сдавило сердце Лайла, сжимая его все сильнее.