Вчерашний скандал

Чейз Лоретта

— Она в комнате для хранения документов.

Лайл удивился, обнаружив, что простой внешний вид замка скрывал сложное и замысловатое внутреннее устройство. Антресоли, которые Оливия превратила в комнату для хранения документов, были скрыты между кухонным коридором на первом этаже и альковом недалеко от гостиной второго этажа. Окна выходили в пространство между северным и южным крылом замка.

Добраться туда напрямую можно было, поднявшись по лестнице южной башни. Другая дорога шла через галерею менестрелей и через дверь в северную башню. Потом

необходимо было свернуть налево в короткий коридор, пройти мимо двери в комнаты Геррика и подняться по пологим ступеням лестницы. Комната была больше и светлее, чем кухонный коридор внизу, потому что оконная ниша была неглубокой. Но в этот серый день и здесь царил полумрак.

— Ну? — подала голос Оливия.

— Когда я был здесь в последний раз, — Лайл огляделся вокруг, — здесь все было завалено кучей коробок и книг.

— Это все благодаря Геррику. Он приказал работникам повесить полки и поставить шкаф.

Теперь все находилось на своих местах, аккуратно подписанное.

Удивляться Лайлу было нечего, потому что он видел, как Оливия управляла работой прислуги. И все же для него это оставалось загадкой. Во многом другом Оливия была настолько сумбурна и непоследовательна…

Нет, это не совсем правильно. Она была еще и расчетлива к тому же. Временами ее расчетливость принимала безжалостные формы.

Может, она только казалась сумбурной, потому что устанавливала собственные правила.

— Эту мебель перенесли сюда из кабинета твоего кузена Фредерика, — сказала Оливия.

Обстановки здесь было немного. В оконной нише стоял простой, небольшого размера письменный стол с одним ящиком. На столе расположилась старомодная конторка. Один весьма практичный стул, который весит, наверное, не меньше тонны.

— За таким столом доктор Джонсон, возможно, написал свой словарь, — сказал Лайл, — если он писал за письменным столом своего деда.

— Фредерик Далми не гнался за модой, — заметила Оливия. — Вещи по большей части настолько старые и некрасивые, что я оставила их в Эдинбурге. Мейнз ждет твоих указаний насчет того, что с ними делать: продать или выбросить? Но я подумала, что нам здесь надо иметь хоть что-то из вещей кузена на память. Он долго жил в этом замке и, похоже, любил его. Я решила, что эти предметы довольно хорошо вписываются сюда.

— Они очень хорошо смотрятся, — согласился Лайл.

— В любом случае лучше, чем где-нибудь еще. Геррик перенес не совсем еще старые гроссбухи в свой кабинет. Поскольку вся коллекция твоего кузена посвящена истории замка, мне кажется правильным считать все книги и бумаги документами о поместье и хранить их здесь вместе с другими юридическими документами. — Оливия взяла с полки книгу. — Таинственный листок я положила назад в ту книгу, где нашла ее, на тот случай, если в самой книге есть ключ к шифру. Я никакой связи не вижу, но, может, ты что-то поймешь. Я подумала, что кто бы ни положил туда этот листок, возможно, сделал это не случайно.

Оливия открыла книгу на той странице, где лежала найденная ею бумажка,

и отдала ее Лайлу.

Лайл вынул обгоревший по краям документ и просмотрел страницы, между которыми он лежал.

— Одна из историй о привидениях, — сказала Оливия. — О пленнике темницы. Я подумала, что, может быть, есть какая-то связь.

— Возможно.

Оливия подошла ближе и заглянула в бумагу, которую держал Лайл. Он чувствовал запах ее волос и кожи и слабый аромат духов, который витал вокруг нее.

— Я запомнил эту бумагу лучше, чем думал. Неровная решетка и крошечные значки или цифры, нацарапанные в нескольких прямоугольниках.

— Я понимаю, что это мог быть кроссворд, — сказала Оливия. — Или игра. Но меня не покидает ощущение, что здесь кроется что-то еще.

— Именно это и не давало мне заснуть, — произнес Лайл. — Такое ощущение, что здесь спрятано нечто большее, чем я видел.

— Я в этом деле не мастак, — призналась Оливия. — Расшифровка требует логики, а у меня она отсутствует.

— Тебе это и не надо, — ответил Лайл. — Моей логики хватит на двоих.

— Это напоминает попытку ребенка нарисовать замок, — сказала Оливия. — Уплощенная проекция. Странные пропорции.

— По существу, это напоминает стиль египетского искусства, — начал объяснять Лайл. — Взять настенные росписи. Размер не зависит от пропорций. Размер обозначает важность. Лицо изображено в профиль, но один глаз смотрит прямо… — Он замолчал и обвел глазами комнату. — Стена. Мы смотрим на стену.

— Стена? — Оливия проследила за его взглядом. — Но это настолько откровенно.

— Карты обычно тоже откровенны. — Лайл, прищурившись, посмотрел на крошечные цифры. — Мне надо было прихватить свое увеличительное стекло.

Оливия открыла конторку и достала увеличительное стекло.

— Мне оно понадобилось, чтобы разбирать почерк кузена Фредерика.

Почерк, который он отказался помочь ей распутать.

Потому что он тупица. Он уже понял это. А еще он понял для себя один простой факт; ему надо очень многое наверстать, и у него, возможно, осталось очень мало времени для этого.

Лайл подошел к окну и стал рассматривать бумагу сквозь увеличительное стекло.

— Это похоже на цифры, — спустя минуту сказал он. — А ты как думаешь? — Он передал Оливии бумагу и увеличительное стекло.

— Цифры, — подтвердила она. — Но не только цифры. Не знаю, что обозначают остальные значки. Цветы? Солнце? Звезды? Какие-то символы? Ты, когда производил замеры, на стенах ничего не заметил?

— Обычные декоративные элементы, — ответил Лайл. — Орнаменты над дверями и все такое. На каменных стенах ничего нет. Ничего, что соответствовало бы этим значкам. — Лайл взял бумагу и сравнил ее со стенами вокруг. — За исключением крошечных цифр и значков этот рисунок очень похож на эту стену.

— Это может быть любая стена, — сказала Оливия, глядя на бумагу, — если это стена. Но это действительно похоже на стену. Как думаешь, тогда эта черточка — окно?