Вдаль, к звездам (2030)
Шрифт:
Мишель Демют
Вдаль, к звездам (2030)
«Свершения человека извечно зависят от вероятности и случая, вопреки упорному его стремлению подчинить свое бытие строгим планам.
Он черпал мужество в высокомерном упрямстве, но удачи его не раз оборачивались болезненным ударом по самолюбию. Весь Первый Век Звездной Экспансии, в эпоху гигантских светолетов, люди двигались от светила к светилу на ощупь, и кто знает, быть может, лишь неведение приводило порой человека к победе, а его триумфы видело
Существо было единственной формой жизни в этом мире. Оно возникло в глубинах минерального царства, рожденное чудовищными температурами и тектонической деятельностью. Целую вечность, показавшуюся ему единым мигом, оно растило свои осязательные щупальца, стремясь добраться до далекой планетной коры. Словно побеги дерева, щупальца поднимались к поверхности и свету, а Существо не покидало своей обители в ядре планеты. Щупальца пробивались сквозь неподатливые базальтовые пласты, пересекали заполненные магмой полости и слои руды.
Каждое щупальце подчинялось своему собственному мозгу, который самостоятельно мыслил и принимал решения. Добытая информация и знания об окружающем Существо мире передавались в главный мозг.
В базальте щупальца двигались медленно. Они не шли упрямо вверх и напролом, находя более легкий проход через трещины и пустоты, выбирая путь сквозь самую мягкую породу, на целые столетия забывая о прямой дороге к поверхности, чтобы затем рвануться к далекой цели быстрее и без помех.
Существо не знало, что такое голод, ибо любая частица окружающей его среды годилась ему в пищу — оно умело преобразовывать материю в нужную форму энергии. Оно не ведало страха и не имело врагов, поскольку было единственным обитателем этого мира.
Всю жизнь Существо занималось размышлениями и анализировало информацию, поступающую от щупалец-разведчиков.
Оно знало, что некоторые из них, те, чей путь был самым легким, довольно близко подобрались к новой среде — Существо ощущало быстрые изменения. Но торопиться было некуда, ибо оно не подозревало о существовании времени, а исследовательская деятельность была естественной функцией организма, без малейшей примеси любознательности. Существо росло…
— Ну-ка раскрути его! — подзадоривал Гарно сына.
Сидя на ковре, он щелкал пальцами. Ребенок заливался смехом. Отец забавлял его больше, чем игрушка — множество разноцветных шаров, которые вращались и прыгали в прозрачном сосуде с миниатюрным антигравитационным полем.
— А ну, раскрути его, — повторил Гарно. — Изо всех сил. Смотри!
Он взял сосуд в руки и хотел было подбросить вверх, но в это мгновение вспыхнул экран корабельной связи.
— Погоди, малыш… Кажется, командир.
Он встал и подошел к ожившему экрану.
Арнхейм был явно озабочен. Его лицо, обрамленное русыми волосами, было так бледно, что казалось призрачным.
— Гарно, жду вас в рубке управления… Надо поговорить.
Он тут же отключился, и экран снова стал матовым.
Гарно
— Эй, малыш… Запрещаю тебе входить туда. Ясно?
Мальчуган поднял к отцу сразу ставшее серьезным лицо и кивнул.
Уже выходя, Гарно столкнулся с Элизабет — она держала в руках корзинку со свежими фруктами.
— Ой! — жена поставила корзинку с персиками и сливами на столик и улыбнулась. — Ты спешишь? Знаешь, оранжереи впервые дали такой урожай и только подумай — в самом конце путешествия!
Она пожала плечами и скорчила забавную гримаску.
— Даже если мы приземлимся в раю, оранжереи все равно понадобятся, — обронил Гарно и взял персик. — Меня вызвал командир. Скоро вернусь… Пригляди за Бернаром, он что-то повадился лазить в гипнориум.
Направляясь в головные отсеки корабля. Гарно снова подумал о сыне, который уже дважды забирался в гипнориум. В первый раз он нарушил регулировку дозатора анестезирующего раствора и сыворотки. А во второй — улегся в «колыбель», включив тем самым автоматику. Разбудить Бернара смогла только реанимационная бригада.
Будь они на Земле, Гарно просто заблокировал бы замок. Но правила безопасности запрещали делать это во время полета. В любое помещение, в любой отсек, за исключением отсека фотонных двигателей, вход должен быть свободным для всех. А дети быстро усваивали, как справиться с магнитным запором.
«Слишком уж они быстро развиваются в условиях полета, — думал Гарно. — Изучаешь результаты тестов и оторопь берет…»
Затем его мысли переключились на другие проблемы — Гарно прикинул, каким может оказаться воздействие анабиоза на психику. То, что светолет пересекал межзвездные бездны, никого не удивляло. Вот время оказалось куда более серьезным противником. Был ли анабиоз победой разума над временем?
Беременность Элизабет продолжалась чуть более десяти месяцев, даже учитывая сон в гипнориуме. Анабиозная камера для женщин, ждущих ребенка, разрабатывалась на Земле задолго до старта. Но как пребывание в ней отразится на умственном развитии детей? Бернар казался совершенно нормальным, только его IQ — коэффициент умственных способностей — был выше, чем у ребенка на Земле. Впрочем, такими оказались все дети, родившиеся на борту. Элизабет это нисколько не волновало. Она полностью доверяла специалистам и аппаратуре.
«Моя космическая женушка», — часто повторял Гарно, и в голосе его одновременно слышались и восхищение, и горечь. Он любил свою работу корабельного психолога, но в глубине души желал, чтобы их долгое путешествие поскорее завершилось. Вот уже двадцать лет, как корабль унес их от Земли к этой системе, чье солнце сияло впереди неяркой голубоватой звездой…
Гарно задержался в широком коридоре перед самой рубкой, находившейся на «северном полюсе» светолета. Вся правая стена здесь была экраном панорамного обзора. И всякий раз он останавливался перед ней.