Вдали от берегов
Шрифт:
Студент украдкой, миллиметр за миллиметром, стал осматривать горизонт, пока глаза не заслезились от напряжения.
— Милутин, ты видишь что-нибудь? — спросил он далматинца.
Голос его был нарочито сдержанным. Далматинец насторожился и с беспокойством посмотрел туда, куда студент указывал пальцем. Но там ничего не было, кроме чистого и ровного горизонта.
— Вон там, там! — настаивал студент. — Чуть виднеется…
Далматинец всмотрелся пристальнее.
— Беленькое? — усмехнулся он. — Как это ты разглядел?
— Что это?
— Облачко…
— Действительно,
«Ветер движет облака, — размышлял он. — Если облачко разрастется, значит, будет ветер».
Глаза устали, а он все не отрывал взгляда от облачка. Но вскоре оно поредело и растаяло. Небо стало совсем синим; засинело и необъятное море под ним. От этой синевы словно веяло прохладой; духота уже не казалась такой гнетущей, хотя солнце припекало все сильнее и сильнее.
Скоро все проснулись. Открыл свои покрасневшие глаза и капитан. Глубокие вмятины виднелись на его правой щеке. По-прежнему мрачный, он казался каким-то необычайно тихим и присмиревшим. Только сейчас впервые все увидели, что он далеко не рослый, а скорее плотный и грузный человек на коротких ногах и что в облике его есть что-то воловье.
Мрачный и хмурый, капитан ни на кого не глядел, ни о чем не спрашивал: он весь ушел в свои мысли. И лишь узнав, что лодка находится неподалеку от Балчика, не сумел не выразить взглядом своего удивления.
Внимательно наблюдавший за ним Милутин заметил это.
— Далеко, как ты думаешь? — равнодушно спросил он.
— Хороший мотор! — сказал капитан, взглянув на мотор, как на достойного уважения человека. — Очень экономичный…
— Немецкий?
— Немецкий, — так же коротко ответил капитан.
Далматинец всеми силами пытался поддержать разговор, но капитан отвечал односложно и лицо его оставалось непроницаемым.
Наконец Милутин не выдержал и задал вопрос, давно вертевшийся у него на языке:
— Капитан, в это время часто бывает штиль?
После продолжительного молчания капитан сухо обронил:
— Бывает…
Лицо его было не более выразительным, чем старый, ржавый замок.
Милутин с трудом подавил раздражение и снова спросил:
— И долго?..
— Откуда мне знать! — недовольно буркнул капитан. — Иногда целую неделю!..
Как пытливо ни всматривался далматинец в капитана, но так и не понял, верить ему или нет.
А капитан солгал. В это время года иногда выдавались безветренные дни, но ненадолго. Тихая погода чаще стояла в сентябре, когда менялось направление ветров. Неделями море бывало ровным, как зеркало, и пароходный дым часами висел над водой. Но потом приходил из-под Керчи и Новороссийска «острый ветер», сопровождающий целые косяки жирной осенней скумбрии.
— Как бы то ни было, — невесело усмехнулся далматинец, — а придется ждать ветерка…
Капитан презрительно посмотрел на него и заметил:
— Без хлеба ждать можно. Но без воды долго не прождешь!..
Старый, опытный моряк, далматинец прекрасно знал, что жажда куда мучительнее голода. У него самого с вечера не было во рту ни капли,
У пленников оставалось еще с полбутыли воды. Это все же больше, чем ничего. И это очень, очень много, если жажда становится нестерпимой. Несколько капель воды — и в глазах проясняется, краски становятся ярче, воздух прозрачнее. Внезапно Милутину пришла мысль: а почему бы не разделить воду между всеми поровну? Каково будет его товарищам глядеть, облизывая пересохшие губы, как те, другие, не стесняясь, пьют воду прямо из горлышка? Справедливо ли это? Чем они лучше его товарищей? Чем заслужили такое преимущество?..
Но он отмахнулся от этой мысли и, наклонившись к своим, тихо сказал:
— Надо отдать им воду… Вода не наша, это они принесли ее.
— И лодка не наша! — возразил с кривой усмешкой Стефан. — Отдадим заодно и лодку…
— Ты против? — в упор спросил далматинец.
— Вот еще! Пусть лакают! — презрительно ответил Стефан.
Студент усмехнулся, но ничего не сказал.
— А ты чего ухмыляешься? — резко повернулся к нему Стефан. — Ты чего надо мной смеешься?
— Довольно, прекрати! — оборвал его далматинец.
Но Стефан не на шутку разозлился, его круглое, смуглое лицо стало темно-кирпичного цвета.
— Тошно мне смотреть на них! — сказал он вдруг осипшим голосом. — Мы силком их тащим к чистому роднику, а они рвутся обратно, в лужу…..
— Если тащить их силком, — не удержался студент, — они будут думать, что родник — это лужа, а лужа — родник…
— Ну и пусть! — запальчиво возразил Стефан. — Пусть думают что хотят! Если не круглые дураки, то рано или поздно поймут…
Почтовый чиновник внимательно прислушивался к разговору. Его бледное лицо порозовело.
Далматинцу это не понравилось.
— Сказано вам — довольно! — нахмурившись, прикрикнул он. — Вы здесь не одни!
Они отдали пленникам не только воду и жалкие остатки от вчерашнего ужина, но и все свои сигареты. Правда, далматинец долго не решался на это, но печатник настаивал, а студент поддержал его, улыбаясь одними глазами.
Мнение некурящего Вацлава оказалось решающим. Милутин сам отнес на корму драгоценные припасы и молча протянул их капитану. Тот взял все, не сказав ни слова, даже не поблагодарил, а лишь взглянул на далматинца так враждебно, будто тот поднес ему отраву.
— Это ваше! Распоряжайтесь как хотите! — поморщившись, сказал Милутин.
Почтовый чиновник опять покраснел. Ставрос впервые приподнял голову. Лицо у него было в синяках, одного зуба не хватало. На разорванной левой ноздре запеклась кровь.
— Водички бы! — умоляюще сказал он.
Бутыль была в руках капитана. Он нерешительно поглядел на нее, прикинул, сколько воды осталось, и неохотно протянул помощнику.
— Пей, но только один глоток! — сказал он.
Ставрос схватил бутыль и, искоса взглянув на своего начальника, жадно прильнул к горлышку. Вода забулькала у него в горле. Капитан бросился к нему, вырвал бутыль из рук. Вода потекла по груди моториста.