Вдали от берегов

Вежинов Павел

Но пространство обманчиво. До острова еще далеко. Зато город раздается все шире и шире, уже ясно виднеются гавань и огни казино. Лишь сбегающие к морю кварталы остаются заслоненными темным пятном острова. Но и это темное пятно постепенно разрастается, закрывая огни, освещенные фасады домов, улицы.

Затаив дыхание, беглецы глядели на надвигающуюся на них темную громаду острова. Еще немного!.. Исчезла гавань, исчезло и казино. По перешейку мчится автомобиль, свет его сильных фар пропадает за силуэтом острова.

— Все в порядке! — со вздохом

облегчения произнес далматинец.

Город скрылся, теперь уже никому не увидеть их с берега.

Наконец до острова осталось не более ста метров.

— Глуши мотор! — приказал далматинец.

Ставрос выключил мотор. Наступила тишина, которую нарушал лишь плеск воды, разрезаемой носом лодки. Но и этот шум замирал — лодка постепенно замедляла ход. Вскоре в глубокой тени скрылся маяк. Теперь они были в безопасности, отрезанные от мира, в непроглядном мраке, в полном одиночестве.

Трудно было понять, остановилась лодка или все еще движется. Но капитан знал, что движется, чувствовал, как она скользит по воде.

Он давно ждал этого момента. Не меньше часа он лихорадочно размышлял и пришел к выводу, что этот момент наступил. Пока берег близко, пока видны огни города и слышен людской шум, есть на что надеяться. Только сейчас можно рассчитывать на спасение. Значит, если действовать, то именно сейчас! Когда лодка выйдет в открытое море, будет поздно. Их станет больше, они будут сильнее, и тогда спасти сможет лишь счастливый случай. А сейчас можно своими силами вырваться из плена. Нужно только глядеть в оба, все время быть начеку и использовать любую возможность.

Онемевшей рукой он стискивал руль и вглядывался во мрак. Он знал, что впереди, по ходу лодки, таятся подводные скалы. Он знал то, чего те не знали. Капитана даже в дрожь бросило: лишь бы никто из них не догадался! Скалы совсем близко, до них, наверное, нет и двадцати метров.

С неистово бьющимся сердцем он прислушивался к затихающему ходу лодки. Двигаясь в этом же направлении, она неминуемо наскочит на камни. Трудно, конечно, сказать, окажется ли удар достаточно сильным. Скорее всего, нет. Если лодка сейчас не остановится, они ударятся бортом, образуется пробоина, и тогда — все кончено! На пробитой лодке им далеко не уехать. Спасение близко. Лишь бы удар оказался посильнее!

— Держи вдоль берега! — раздался тихий, но суровый голос далматинца.

Капитан вздрогнул, к счастью, в темноте никто этого не заметил. «Значит, догадался, — с отчаянием подумал он. — Попробую прикинуться, что не расслышал».

— Вдоль берега, слышишь? — повторил далматинец.

Капитан машинально повернул руль и в то же мгновение почувствовал, как железные пальцы далматинца впились в его руку.

— Пусти! — сказал далматинец.

Капитан уступил место. В ушах у него шумело, в горле пересохло. Как мог он подумать, что настоящий моряк позволит так легко провести себя? Вначале он не верил, что Милутин моряк, но теперь убедился в этом. Рука у него все еще ныла от железных пальцев боцмана.

Да,

этот далматинец, пожалуй, и посильнее и посмелее. А что самое главное — он твердо решил ни перед чем не останавливаться!

Капитан понял это сразу, словно чутьем. Да и вообще его мысли вдруг куда-то улетучились: осталось лишь горькое чувство безнадежности. Теперь лодка даже на быстром ходу не ударится о камни.

Капитан чуял, что чужеземца в открытую не одолеть, его надо перехитрить, как-то застать врасплох, — иначе все пропало. И, кроме того, нельзя упускать случая помериться с ним силами, — думал он, и в душе у него внезапно поднялась и подступила к горлу волна ненависти.

— Приготовь якорь! — приказал далматинец.

Капитан приподнялся, еле сдерживая ярость.

— Постой, тебе подадут! — сказал далматинец.

Печатник отыскал в темноте якорь и протянул его капитану. Ощутив в руке холодный тяжелый кусок железа, капитан вздрогнул, как от ожога. Сильный взмах — и одного из них наверняка можно уложить. Но только одного, не больше! Руки у капитана обмякли. Только одного! А с носа лодки на него нацелены невидимые дула пистолетов. Ну и что ж? Не все ли равно, жить или не жить, если не суждено вернуться домой?

— Бросай! — сказал далматинец.

Якорь с шумным плеском упал в воду, быстро разматывая за собой веревку. Глубина оказалась не более двух метров.

— Можешь сесть! — снова прозвучал голос далматинца.

Капитан машинально повиновался. Волна ненависти отхлынула, и к нему снова вернулась способность мыслить. Он стал всматриваться вперед. Несмотря на темноту, он даже с закрытыми глазами мог точно определить расстояние до берега — по тихому плеску волн о прибрежные камни. До них никак не более двадцати шагов.

«Умно придумано», — размышлял он. Они остановились именно на таком расстоянии от берега, когда лодка сливалась с берегом, и с моря ее нельзя было разглядеть даже в сотне шагов. Подходить же ближе к берегу было рискованно: мог сбежать кто-нибудь из пленников.

— Видите что-нибудь? — тихо спросил далматинец.

Но никто ничего не различал на пустынном берегу. Если те, остальные, уже прибыли на место, то они заметили бы приближающуюся лодку, и, как бы глухо ни работал мотор, напряженный слух все-таки уловил бы его шум.

Нет, вероятно, они еще не приехали.

Далматинец снова нарушил молчание:

— Который час?

За его спиной на мгновение вспыхнул фонарик.

— Одиннадцать двадцать пять, — сказал студент.

— Дайте сигнал!

Фонарик стал мигать, чередуя три длинные вспышки и одну короткую.

— Довольно! — сказал далматинец и, немного подумав, прибавил: — Будем ждать! Соблюдать полную тишину!

В наступившем безмолвии до них вдруг донеслись звуки музыки. Где-то играл оркестр, наверное, в казино. Мелодия время от времени замирала, относимая слабым прибрежным ветерком. Затаив дыхание, все вслушивались в эту далекую музыку — последний, слабый отзвук привычной жизни.